Братья Ярославичи. Виктор Поротников

октября. После отъезда Святослава Изяслав послал гонца в Переяславль, к брату Всеволоду.

      …Осень выдалась сухая и тёплая. С Семёнова дня (14 сентября) помочило немного землю дождями и перестало.

      Святослав дождался, когда смерды сметают сено в скирды, и только тогда разослал по сёлам бирючей[73], созывая охочих людей в своё войско. На сборы ушло пять дней. Покуда добрались до Чернигова ратники из Курска, Рыльска, Путивля, Стародуба и других городов, покуда воеводы распределили всех по сотням и тысячам да вооружили тех, кто пришёл с голыми руками, – а из деревень таких пришло немало, – покуда подвезли съестные припасы с княжеских погостов и амбаров.

      Черниговская дружина готовилась к походу особенно тщательно – Всеслав враг опасный. Гудит воинский стан у стен Чернигова, на берегу реки Стрижень.

      Накануне выступления Святослав собрал воевод и своих старших сыновей на военный совет.

      – Двигаться скрытно будем, дабы не почуял Всеслав беды, – сказал Святослав, – а посему чёрные люди и пеший полк порознь к Любечу выступят.

      – Как же им порознь идти, княже, ведь дорога-то на Любеч одна, – заметил Гремысл.

      – По одной дороге, да не в один день, – пояснил Святослав, бросив на Гремысла строгий взгляд. – С пешим полком ты пойдёшь, а чёрных людей Путята Прокшич возглавит. Во главе молодшей дружины Глеб встанет, во главе старшей дружины – Регнвальд.

      Воеводы незаметно переглянулись. Похоже, сердит князь на Гремысла, коль не доверил ему старшую дружину, а поставил его над пешей ратью.

      Глеб же после слов отца преобразился, в его очах огонь заиграл. Приосанился он. Наконец-то и его отец поставил вровень с главными воеводами!

      На другой день спозаранку пеший полк ушёл в сторону Любеча. В полдень следующего дня Путята Прокшич двинул по той же дороге чёрную рать.

      Пробудившись как-то на рассвете, Ода поднялась с постели, глянула в окно на далёкое поле за Стриженью. Там больше не дымили костры, не стояли повозки, не было видно ни шатров, ни шалашей. Опустел широкий луг.

      Услышав, как заворочался на ложе Святослав, Ода оглянулась на него и насмешливо промолвила:

      – Проспал ты войну, князь мой. Ушло войско без тебя.

      Сонный Святослав приоткрыл глаза и взглянул на жену.

      – Утопали, стало быть, мужички… – пробормотал он. – Вот и славно!

      Князь вновь закрыл глаза.

      За утренней трапезой Ода сидела за столом между Глебом и Вышеславой.

      Сидящий напротив Олег то и дело кидал на мачеху взгляды исподлобья. Ода поймала на себе один из таких взглядов и обратилась к Олегу с шутливым вопросом:

      – Тебе, наверно, хочется сегодня закусить не этим налимом, а мною, коль ты пожираешь меня такими взглядами. Не так ли, Олег?

      Олег смутился и ничего не ответил.

      – Матушка, Олег пожирает завистливыми взглядами Глеба, а не тебя, – с улыбкой сказал Давыд, – ведь это ему батюшка доверил молодшую дружину.

      Ода повернулась к Глебу:

      – Это так, сынок?

      Глеб молча покивал головой,

73

Бирюч – княжеский глашатай.