Братья Ярославичи. Виктор Поротников

чувствует, как выскальзывают пальцы любимого из её вытянутых рук, хочет она побежать за ним и не может сойти с места. Ноги Оды словно окаменели.

      Улыбка исчезла с лица Ростислава, и голос его стал тише:

      «Прощай, Ода. Видать, не дано нам счастья изведать».

      «Возьми меня с собой, Ростислав! – крикнула Ода. – Я согласна с тобой хоть на смерть!»

      Не послушал Оду Ростислав, вскочил он на коня и умчался.

      Напрасно звала его плачущая Ода.

      Толчок пробудил Оду от сна. Она открыла глаза, не сознавая вполне, где находится, в её ушах ещё звучал топот удаляющегося коня.

      Над Одой возвышалась полуобнажённая Регелинда с распущенными по плечам волосами и укоризненно качала склонённой набок головой.

      – Госпожа, кого это ты звала во сне? – спросила служанка с язвинкой в голосе.

      Ода легла на спину и сжала виски ладонями, приводя мысли в порядок.

      – Неужели я разбудила тебя, Регелинда? – пробормотала она.

      – Нет, госпожа. Я уже встала и расчёсывала волосы, когда услышала, что ты зовёшь кого-то.

      – Кого же я звала?

      – По-моему, Ростислава… – помедлив, ответила служанка, а в её глазах Оде почудился упрёк.

      – Тебе показалось, Регелинда.

      – Нет, госпожа.

      – Так ты подслушивала под дверью, негодница! – рассердилась Ода. – О Дева Мария, я слишком добра к тебе!

      По лицу Регелинды промелькнула тень хмурой улыбки.

      – Я подошла к двери, думая, что зовут меня. Я разбудила тебя, госпожа, поскольку не хочу, чтобы о твоей тайной любви прознали другие служанки. Мне думается, неспроста ты и Ростислав ходили осматривать строящуюся церковь на Третьяке в то лето, когда Ростислав гостевал в Чернигове. Вы оба ещё довольно поздно вернулись тогда. Святослава не было в Чернигове. Я помню, госпожа, как блестели твои глаза после той долгой прогулки с Ростиславом…

      – Замолчи, Регелинда! – Ода стремительно вскочила с постели, намереваясь ударить служанку, но под её прямым взглядом она вдруг сникла и бессильно опустилась на край кровати, склонив голову. Длинные спутанные после сна волосы закрыли Оде лицо. – Об этом никто не должен знать, Регелинда, – сдавленным голосом произнесла Ода. – Я люблю Ростислава.

      Регелинда наклонилась и поцеловала склонённую голову Оды.

      – Разве ж я не понимаю! – ласково проговорила она. – Вижу, как изводишься. Токмо бы муж твой сего не заметил.

      Регелинда ушла.

      Ода ещё долго не выходила из спальни, терзаемая отчаянием безысходности и стыдом вынужденного признания. Разве можно что-то скрыть от проницательной Регелинды, которая знает Оду с детских лет, хотя сама старше неё всего на пять лет.

      Не принесло Оде успокоения и посещение храма, той самой церкви на Третьяке, с которой у неё были связаны столь сладкие воспоминания. В храме совсем недавно была закончена последняя отделка, в нём было светло и чисто, со стен строго взирали лики святых угодников, остро пахло известью…

      Ода долго