Кимоно. Джон Пэрис

слышал, что они моются по крайней мере раз в день, но теперь был склонен сомневаться в этом. Или это оттого, что они все моются в одной ванне и их омовения – простой взаимный обмен грязью? Но где же те девушки-мотыльки, что танцуют с веерами среди чашей и блюд?

      Рикши, детские тележки для одного человека, показались интересными и забавными; и костюм везущих их людей, и их мускулистые, неутомимые ноги. В своих узких штанишках из грубой темно-синей материи, коротких куртках, похожих на те жакетки, что употребляются в Итоне для спортивных матчей, в широких, круглых, как грибы, шляпах, они казались фигурами из толпы, изображаемой на фламандских «Распятиях Христа».

      Позади сампана Баррингтонов вдоль верфи плыл широкий лихтер. Он был черен от угольной пыли, и в углу его была навалена куча плоских корзин, употребляемых на угольных судах в японских портах; их передают из рук в руки в непрерывной цепи на борт судна и опять вниз на угольную баржу. Работа была окончена. Лихтер был пуст и вез обратно в Нагасаки толпу перепачканных углем кули. Они были одеты, как рикши: узкие панталоны, короткие куртки и соломенные сандалии. Они сидели, утомленные, по бокам баржи, вытирая пот с грязных лиц грязными тряпками. Их волосы были длинные, прямые и спутанные. Руки грубые, потерявшие форму от тяжелого труда.

      – Бедные люди, – воскликнула Асако, – трудная у них работа.

      Толпа прошла мимо, указывая на англичан и разговаривая высокими голосами. Джеффри никогда не видел раньше таких странных парней, с длинными волосами, выбритыми лицами, толстыми бедрами. Один из них, самый растрепанный из всех, остановился возле них с распахнутой рубахой. Показалась женская грудь – черная, сухая, грубая, будто кожаная.

      – Это женщины! – воскликнул он. – Что за странная вещь!

      Но зато дети Нагасаки, они-то уж не принесли никакого разочарования. Смеющиеся, счастливые, разноцветные и вездесущие. Они катались под колесами рикш. Они выглядывали из-за товаров, нагроможденных кучами на полу лавок; вечная угроза для лавочников, особенно с китайскими товарами, где их птичьи движения более опасны для вещей, чем присутствие неуклюжего быка. Они катались вверх и вниз по храмовым ступеням, как опавшие лепестки. Они слетались, как маленькие птички вокруг уличных разносчиков, которые носят на широких плечах весь свой торговый склад сластей, сиропов, игрушек или поющей саранчи. Они – будто куклы нашего собственного детства, одаренные неугомонной жизнью. В одеждах их маленьких тел проявляется любовь к ярким краскам восточных народов, чей прихотливый вкус связан традиционным преобладанием темного – коричневого и серого. Удивительно пестрые кимоно они шьют для своих детей, с изображением цветов, бабочек, игрушек, сцен, волшебных сказок, отпечатанных на фланели – или на шелке для маленьких плутократов, – всеми красками, причем преобладают красные, оранжевые, желтые, пунцовые, голубые и зеленые тона.

      Они врывались в чопорную атмосферу отеля в европейском стиле, где Джеффри