Кимоно. Джон Пэрис

по-английски, явно позировали перед Джеффри; одна из них, прислонившись к раме открытого окна, вытянула вперед длинные рукава своего кимоно, как крылья; ее раскрашенное овальное лицо смотрело на него, несмотря на то, что глаза казались опущенными; другая присела на пятках в углу комнаты с тем же выражением жеманства и с руками, скрещенными на груди. Несмотря на спокойствие поз, они также призывали на свой манер, как и покачивающие бедрами девицы Пиккадилли. Это истинно сегодня, как и двести пятьдесят лет тому назад, в дни Кэмпфера, старого голландского путешественника, что в Японии всякий отель – публичный дом и всякий чайный домик – дом свиданий.

      Из ближайшего крыла здания донеслись звуки струн, похожие на игру на банджо в странном ритме. Несколько резких нот, казалось, были взяты наудачу, сопровождались несколькими отрывками песни, полной трелей, все разрешилось хохотом клоуна. Молодежь Нагасаки пригласила гейшу, чтобы развлекать их за обедом.

      – Японская гейша, – сказала девушка из чайного домика, – может быть, данна-сан хочет видеть танец гейши?

      – Нет, благодарю, – сказал Джеффри поспешно. – Асако, милая, пора домой, нам время обедать.

      Глава V

      Чонкина

      Сидеть молчаливо,

      Спокойно смотря,

      Не значит сравняться

      С пьющими саке,

      Буйно кричащими.

      Сейчас же после обеда Асако ушла спать. Она была утомлена массой виденного и новых впечатлений. Джеффри сказал, что он немного погуляет и покурит, возвращаясь. Он направился по улице, которая ведет к пору Нагасаки.

      «Чонкина, Чонкина, Чон, Чон, Кина, Кина

      Йокогама, Нагасаки, Хако-дате-Гой!»

      Припев старой песни пробудил в его памяти мелодичное название места.

      Он спустился с холма, на котором стоял отель, и перешел по мосту узкую речку. Город был полон прелести. Теплый свет в маленьких деревянных домиках, кремовый оттенок бумажных стен их, освещенных изнутри, с черными силуэтами обитателей, просвечивающими сквозь них, покачивающиеся на лодках в гавани фонари, огни на больших судах, расположенные правильно, как линии в чертежах Евклида, фонари на экипажах и рикшах, фонари, похожие на фрукты: красные, золотые, сверкающие и круглые, висящие над входом в каждый дом, с китайской надписью на них, сообщающей имя жильца.

      «Чонкина, Чонкина!»

      Как бы в ответ на свое пение Джеффри внезапно встретил Вигрэма. Вигрэм был пассажиром на пароходе вместе с ними. Он старый итонец, и, правду сказать, это было единственным сходством между двумя мужчинами. Вигрэм был низкого роста, толст, вял, имел глупые глаза и помятое лицо. Он растягивал слова, имел литературные претензии и путешествовал для развлечения.

      – Эй, Баррингтон, – сказал он, – вы совсем один?

      – Да, – отвечал Джеффри, – моя жена сильно утомилась, ушла спать.

      – Так вы, пользуясь благоприятным случаем, изучаете ночную жизнь, а, повеса?

      – Немножко в этом роде, – сказал Джеффри, который считал, что быть благонравным