Вот и управились к празднику (сборник). Владимир Киреев

заключил Василий Петрович.

      – Отец! А ты с зятем все же поговори, – вдруг повысил голос Владимир.

      – Да тыщу раз уже говорил, а сегодня вот не успел, раздурелся ешш твою… – и, качнув головой в сторону спальни, нахмурил брови.

      Оттуда донесся глухой грохот. Задрожали половицы.

      – Что такое? – удивился хозяин.

      – Дядя Толя с дивана упал, – заливаясь хохотом, сообщил внук.

      – Фу, – облегченно выдохнул дед. – Я думал, взорвалось чего.

      И тяжело поднявшись со стула, пошел с дочкой к зятю.

      Оставшись вдвоем с матерью, Владимир внимательно посмотрел на нее и с хрипотцой в голосе полушепотом сказал:

      – Дед-то у нас сегодня молодец.

      В глазах у матери блеснула гордость за мужа. Вздохнула глубоко, сдвинула рукой платок за голову, произнесла со вздохом, отвечая своим мыслям:

      – А ты что думал, я ведь знала, за кого замуж выходила. Вот уже больше полувека вместе живем. Он хоть и пил, но дом никогда не забывал. Дом-то, сынок, всегда на отце держался. Правду говорят, муж – всему голова.

      На следующий день Владимир с сыном уезжали. Там, далеко, за много верст, ждал их свой дом, свои заботы, своя семья, где был он сам уже не сыном, а отцом и мужем. До остановки шли молча. День был пасмурный, ветреный.

      – Ты, Вовка, смотри, детей береги, жену не обижай, она у тебя хорошая, – наказывала мать, прощаясь. – Да за собой смотри, на рожон не лезь.

      Отец поправлял потертую кроличью шапку, глядел в сторону и тоже бормотал:

      – Ну, что, сынки, до свидания, если что не так, извиняйте уж. В гости приезжайте почаще, не забывайте.

      Владимир смотрел на удаляющиеся, сгорбленные временем и заботами фигуры стариков, одиноко стоящих на сером асфальте, и ему вдруг подумалось, что каждый раз, уезжая из родных мест, он восхищается их жизненной стойкостью, умением выживать в любое, даже самое трудное время. Но где-то далеко внутри его самого всегда оставалось тревожное чувство тоски от чего-то утраченного, что уже не вернешь никогда, как и детство, которое прошло на этой земле.

      Вдали, в лучах поднимающегося солнца, зеленовато-серебристым светом горели горы, ослепляя заснеженными склонами.

      Осветилась долина реки и засияла тем же серебристым светом.

      Зависть

      Соседи никогда не ссорились.

      – Георгич, заходи! – кричал со своего крыльца Прокопьич. – Чайку попьём из моего чайничка.

      – Не пью и не тянет, – вяло отзывался Михаил, копаясь со старым мотоциклом.

      Техника со временем изрядно проржавела и износилась.

      Выступившие капли пота на лбу затекали в глаза. Часто фыркая, он сбивал их воздухом с ресниц и заодно поправлял свой редкий чуб. Грязными от мазута руками пытался выправить обильно смазанную солидолом цепь. В прошлую поездку на рыбалку какая-то торчавшая из кустов коряга попала между цепью и «звездочкой» и изрядно их покорежила.

      Со «звездочкой» разобрался относительно быстро: снял колесо, большим молотком обстучал