Вот и управились к празднику (сборник). Владимир Киреев

сына. Одеваясь, слышал, как сестра гремит посудой на кухне.

      – Доброе утро, Любовь Васильевна.

      – Доброе, доброе, братик. Ну вы даете, вчера аж три бутылки выпили.

      – Как три? – оторопел Владимир. – Я уходил спать, третья бутылка нетронутая была.

      – А пустых-то три.

      – Это получается, – Владимир почесал затылок. – Ну Анатолий Николаевич, ну силен!

      В комнате повисла неловкая томительная тишина.

      – Да, видно основательно и серьезно взялся за изучение методической литературы, – спокойно произнесла хозяйка.

      – Он же раньше так не пил, – удивился Владимир.

      – Так раньше и зарплату водкой не давали, – возмутилась сестра и, немного помолчав, спросила:

      – А ты тоже раньше вроде так не пил. И от родителей как бы трезвым пришел.

      – Да там как-то неудобно было, – виновато прятал глаза Владимир, – а здесь с Николаичем под настроение и набулдырились. К родителям когда пойдем?

      – К двенадцати мама приглашала. Еще ведь помочь надо приготовить. Чай будешь?

      – Да что ты! Пока не могу. Пойду умоюсь, разомнусь, там видно будет.

      Любовь Васильевна пошла в спальню будить мужа.

      – Подожди, подожди, – бормотал Анатолий, не открывая глаз. – Можно я у вас посплю? Домой не пойду, не могу идти.

      Жена сначала не могла понять в чем дело, потом захохотала и бесцеремонно скинула на пол одеяло:

      – Вот так напился! Родной дом не признал!

      Анатолий медленно открыл глаза и не смог сразу понять: где он и почему так холодно? Но услышав раздраженный голос жены, пришел в себя:

      – А что, я нормальный. Хорошо себя чувствую, – с трудом выдавил из своего нутра, усевшись на кровати, отрешенно уставился похмельно опухшими глазами в побеленную стену.

      Потом вдруг нахмурился, встал на ноги и не спеша направился в ванную:

      – Щас умоюсь, и через полчасика – как огурчик.

      К двенадцати часам, как и договаривались, собрались в родительском доме. Василий Петрович в праздничном темно-коричневом пиджаке при всех медалях и орденах. Одни тусклые, с почерневшими от времени краями и потертыми лентами, – это с войны, другие – блестящие, новенькие – это юбилейные. Светло-голубая рубашка придавала особую красоту и торжественность. Это был его день. День его рождения. И не беда, что пришли только старшая дочь с мужем да младший сын с внуком. Остальные дети не смогли приехать по разным причинам.

      Это на пятидесятилетие, да на шестьдесят, когда еще полон сил, собирается много друзей, родственников, как на свадьбу. А на восемьдесят и друзей мало осталось в живых, да и родственников поубавилось. Остался только близкий семейный круг – жена, дети, внуки.

      Нина Васильевна в новом темно-красном байковом халате уже накрыла стол. Посередине стояла, сверкая в дневном свете белой фольгой, бутылка шампанского. Рядом – бутылка пшеничной самогонки.

      – Ты сегодня прямо как жених, – обнимая деда, похлопал по плечу Саша.

      – А ты как думал, внучек!

      – Он еще молодой и бодрый, –