Пока отражение молчит. Демид Легет

с всепоглощающей яростью и последней, безумной надеждой. Люциан снова закричал, отбросив остатки самоконтроля, повторяя слова главного заклинания, вкладывая в них всю свою оставшуюся душу, всю свою жизненную силу, все свое отрицание поражения.

      И зеркало… зеркало ответило… Оно содрогнулось всем своим существом так сильно, и, что, казалось, сама стена за ним застонала. Его темная, мутная поверхность пошла мелкой, нервной рябью, как вода в преддверии бури. Тонкая трещина, паутинка, появившаяся в прошлый раз, внезапно вспыхнула нездоровым, зеленоватым внутренним светом и начала стремительно расти, ветвиться, как черная молния, превращаясь в уродливую, пульсирующую сеть, опутывающую все стекло, словно черные вены на мертвенно-бледной коже умирающего. Раздался тихий, но отчетливый, леденящий кровь звук – скрежет, будто что-то острое, когтями или осколком кости, царапало стекло изнутри, пытаясь вырваться.

      Из ветвящихся, и, светящихся трещин начал сочиться мрак… Но это был не обычный мрак отсутствия света. Это было нечто иное – плотное, вязкое, почти осязаемое, живое, пульсирующее собственной темной, холодной энергией. Оно было тяжелым, как вековая пыль на дне гробницы, и холодным, как дыхание из открытой могилы. Оно поглощало тусклый свет свечей, делая их пламя призрачным и нереальным, оно впитывало звуки, рождая гнетущую, противоестественную тишину.

      «Да!» – выдохнул Люциан, и, и в этом выдохе смешались пьянящий, головокружительный вкус близкой победы и первобытный, леденящий душу ужас перед тем, что он пробудил… Он получил ответ. Но вопрос, был ли он готов к нему, уже не имел значения.

      Тьма хлынула из разбивающегося зеркала неровными, и, удушливыми, маслянистыми волнами, быстро заполняя кузницу, пожирая остатки света, заглушая вой ветра и треск свечей… Наступила почти абсолютная тишина и почти кромешная темнота, нарушаемая лишь зловещим зеленоватым свечением паутины трещин на зеркале. Тьма обвилась вокруг Люциана, неощутимая и в то же время невероятно реальная, холодная, как лед Забвения, тяжелая, как свинец непрощенной вины. Она проникала сквозь одежду, сквозь кожу, в самые кости, замораживая кровь в жилах. Она заполняла его легкие вместо воздуха, лишая возможности дышать, смешивалась с его кровью, просачивалась в его разум, как черная кислота, выжигая мысли, рождая видения бесконечного распада и бездонной пустоты. Он попытался закричать – от боли, от ужаса, от невыносимого холода, от осознания чудовищной ошибки, – но не смог издать ни звука. Горло словно сдавили ледяные тиски невидимых пальцев. Он тонул, захлебывался в этой безмолвной, но словно шепчущей тысячами беззвучных, безумных голосов тьме.

      И тогда, и, из самой глубокой, самой темной трещины, зияющей черной раной в самом центре зеркальной паутины, медленно, словно нехотя, преодолевая сопротивление реальности, показалась рука… Длинная, нечеловечески тонкая, с кожей мертвенно-бледной, почти прозрачной, сквозь которую просвечивали темные кости…

      Глава 2: Никто не смотрит