Пока отражение молчит. Демид Легет

души, уже зарождалась новая, холодная, как сталь, уверенность… Уверенность, рожденная не надеждой, а чистой, незамутненной яростью и упрямством. Он заставит это проклятое зеркало говорить. Он вырвет у него тайну. Даже если для этого придется пойти дальше, чем он предполагал. Даже если придется принести в жертву не только книги и время, но и свой собственный разум. Он найдет способ. Он заставит. Он добьется своего. Или погибнет в попытке.

      Глава 1: Шепчущая тьма

      Тридцать три дня и тридцать три ночи… Вечность, и, сплетенная из холода, боли и неутолимой, сжигающей изнутри жажды. С момента первого ритуала – того унизительного, оглушительного провала – Люциан не покидал стен этой проклятой кузницы. Астар'ор, ее бывший хозяин, канул в Лету еще до рождения Люциана, но слава о нем жила – не как об искусном ремесленнике, а как об искателе запретного, безумце, пытавшемся выковать из металла и магии нечто большее, чем просто сталь. Говорили, он искал способы заглянуть за грань, в миры отражений, и сгинул в своих же экспериментах. Идеальное место для Люциана. Убежище и алтарь его собственной одержимости.

      Он превратился в живой скелет, и, обтянутый пергаментной кожей… Заострившиеся скулы, провалившиеся щеки, синие круги под глазами. Питался он чем придется: затхлой водой из проржавевшей бочки в углу, горькими корешками, которые выкапывал под стеной, когда голод становился нестерпимым, да редкими остатками плесневелых сухарей из своей тощей дорожной сумки. Но тело было лишь инструментом, сосудом для неукротимой воли. Физические страдания – ничто по сравнению с мукой незнания, с яростным огнем, пожиравшим его душу. Сон стал непозволительной роскошью. Короткие, рваные провалы в тяжелое забытье, наполненные обрывками лихорадочных видений – искаженные лица, шепчущие тени, бесконечные зеркальные коридоры – лишь на мгновения прерывали его исступленную работу. Дни и ночи напролет он склонялся над хрупкими страницами манускрипта, украденного из самого сердца Имперской библиотеки, из Запретной секции, куда доступ имели лишь единицы посвященных архивариусов. Он расшифровывал темные, вязкие строки на языке, который сама Империя предпочла бы считать мертвым, искал подсказки, исправлял ошибки первой попытки. Он ставил новые, все более опасные опыты, пытаясь прикоснуться к нестабильным, враждебным энергиям зазеркалья, манящим и грозящим безумием.

      Его тело стало живой, и, кровоточащей картой этих отчаянных поисков… Кожа на руках, плечах, груди была испещрена сетью ожогов – следами неудачных экспериментов. Некоторые шрамы были свежими – багровыми, воспаленными, пульсирующими тупой, ноющей болью при каждом движении. Другие – старыми, белесыми, гладкими, как будто вытравленными на коже – немыми свидетельствами прошлых провалов, прошлых встреч с силами, которые он пытался обуздать. От огня алхимических смесей, взрывавшихся преждевременно. От рикошетящих эманаций магии, вырвавшихся из-под контроля. От мимолетного, но обжигающего прикосновения к чему-то изнанки мира, к той самой энергии отражений, которая могла и одарить