Предназначение. Борис Геннадьевич Цеханович

потом тыкать в меня наганом, обвинять в трусости и навешивать разные клейма. Да…, и ещё. Тут командую я, а ты выполняешь мои приказы.

      Дааа… Это надо было видеть, как у него в бессилье сжимались руки в кулаки и в понимании – если я прикажу, ему не то что патронов не дадут, а как бы ещё и не шлёпнули прямо здесь. Поэтому вынужден был смирить себя.

      – Ладно. Я согласен. Но только к этому разговору мы ещё вернёмся, – проговорил он глухим и намекающим тоном, – позже. Когда окажемся в спокойной обстановке.

      Я разрешающе кивнул головой и Волегов щедро отсыпал в ладони капитана патроны. За это время трупы убитых немцев были выпотрошены, освобождены от боеприпасов, винтовки и ранцы закинуты в кузов, а один из брестских красноармейцев сунулся ко мне с немецкой гранатой колотушкой: – Товарищ майор, а как с ней обращаться? И лёгкая какая-то…

      Подозвал остальных и просто показал, как откручивается колпачок и из длинной рукоятки вываливается на толстой нити фаянсовый шарик: – Дёргаете за него, тёрочный запал внутри загорается, досчитываете до четырёх и кидаете. Запал горит 9 секунд. Больше показывать не буду. Приготовиться к движению в том же порядке.

      Все разошлись, готовясь к движению, а я обратился к капитану: – Свиридов, надо из города выходить, а я тут ничего не знаю. Ты всё-таки тут крутишься уже давно и должен знать куда идти.

      Свиридов озадаченно покрутил головой по сторонам и после нескольких секунд раздумий, заявил: – На Жабинку надо идти…

      – Что такое Жабинка?

      – Деревня. Километров 15-20 отсюда. Там запасной командный пункт 28го стрелкового корпуса, туда все и будут выходить.

      – Ну…, тогда тебе и флаг в руки. Выводи.

      Мы к этому времени были почти на окраине города и могли и без помощи капитана сами выйти. Отъехали от домов через поле на километр и остановились за небольшим холмом, прикрывшись им от дымящегося и горящего в нескольких местах города.

      Я вылез из кабины и приглашающе кивнул Свиридову, глядевшему с кузова. Тот слез и вопросительно уставился на меня, машинально расправляя складки гимнастёрки под портупеей.

      – Чего смотришь? – Снова кивнул ему, – садись в кабину и веди в свою Жабинку. Я ведь не знаю в какой она стороне…

      – Ааа…, хорошо, – и неожиданно заявил, протяжно матюкнувшись, – блядььь…, как фуражки не хватает. Как-будто голый…

      Капитан полез в кабину, а я не утерпевшись, уколол его в спину: – Не фуражки тебе не хватает, а синего цвета околыша. Чтоб издалека было всем видно, что идёт НКВД, карающий меч партии.

      Свиридов замер в напряжённой позе на подножке, потом медленно повернулся. С сожалением глядя на меня: – Угорцев, вот ты чего нарываешься? Чего ты хочешь доказать? Понятно, что я тоже не подарок и наделал полно ошибок. Тем более, что в долгу у тебя. У меня сегодня утром все мои подчинённые погибли в бою с немцами и я, сам, ты же видел, в плен попал… Спасибо тебе, что освободил меня, а не спрятался. Уж извини, но я сейчас на эмоциях. И тебя прошу – не переходи