Дон-Аминадо. Литературный портрет. Валентин Георгиевич Таранов

моими побасенками – дело ерундовое: насобачился, мол, и все само собой по щучьему велению выливается на бумагу, хоть посылай сразу в набор….

      Нет, я отнюдь так не думал».

      Популярность

      Леонид Федорович Зуров: «Он встречал людей всех званий и сословий, был своим среди художников и артистов, у него была всеэмигрантская известность, исключительная популярность. В Париже все знали Дон Аминадо. Без преувеличения можно сказать: в те времена не было в эмиграции ни одного поэта, который был бы столь известен. Ведь его читали не только русские парижане, у него были верные поклонники – в Латвии, Эстонии, Финляндии, Румынии, Польше, Литве. Он сотрудничал в либеральной газете3, но в числе его поклонников были все русские шоферы, входившие во всевозможные полковые объединения и воинский союз. Его стихи вырезали из газет, знали наизусть, повторяли его крылатые словечки. И многие, я знаю, начинали газету читать с злободневных стихов Дон Аминадо».

      Имярек: «эмигрантский народ знал его куда лучше, чем Цветаеву или Ходасевича!»,

      Александр Васильевич Бахрах. «Чужой печали, верьте, верьте! /Непрочно пламя в хрупком теле, / Ведь только после нашей смерти /Нас любят так, как мы хотели».

      Его самого, однако, любили при жизни, но, может быть, любили в нем не то, что надлежало любить, и наверное не так, как он того хотел».

      Из сборника «в те баснословные года».1951.

      В.Первунинский. Чаепитие в сиреневом саду

      AMO-AMARE

      Довольно описывать северный снег

      И петь петербургскую вьюгу…

      Пора возвратиться к источнику нег,

      К навеки блаженному югу.

      Там молодость первая буйно прошла

      Звеня, как цыганка запястьем.

      И первые слезы любовь пролила

      Над быстро изведанным счастьем.

      Кипит, не смолкая, работа в порту.

      Скрипят корабельные цепи.

      Безумные ласточки, взяв высоту,

      Летят в молдаванские степи.

      Играет шарманка. Цыганка поет,

      Очей расточая сиянье.

      А город лиловый сиренью цветет,

      Как в первые дни мирозданья.

      Забыть ли весну голубую твою,

      Бегущие к морю ступени

      И Дюка, который поставил скамью

      Под куст этой самой сирени?..

      Забыть ли счастливейших дней ореол,

      Когда мы спрягали в угаре

      Единственный в мире латинский глагол —

      Amare, amare, amare?!

      И боги нам сами сплетали венец,

      И звезды светили нам ярко,

      И пел о любви итальянский певец,

      Которого звали Самарко. …

      Приходит волна, и уходит волна.

      А сердце все медленней бьется.

      И чует, и знает, что эта весна

      Уже никогда не вернется.

      Что ветер, который пришел из пустынь,

      Сердца приучая к смиренью,

      Не только развеял сирень и латынь,

      Но молодость вместе с сиренью.