Дон-Аминадо. Литературный портрет. Валентин Георгиевич Таранов

волчицы, бюст Екатерины Второй и характер Агриппины Младшей.

      ВЫБОРЫ КОРОЛЕВЫ.  Десять лет назад мы были, всего-навсего, беглецами. Потом мы стали беженцами. Потом – скороходами. И наконец – эмигрантами.   Короче говоря, мы создали: свои привычки, свои нравы, свою особую жизнь, мир, быт, порядок, законы, обычаи, партии и учреждения.   Думаем мы по-русски. Говорим по-французски. А Пасси и просто склоняем во множественном числе.   Земли у нас ни километра, землячеств тысячи.   И при всей этой лихорадочной и напряженной деятельности мы еще успеваем: жениться, разводиться, размножаться, писать мемуары, перелицовывать пиджаки и выбирать королеву русской колонии! <…>

      В 1928 году – еще сборник стихов.

      ГОРОДА И ГОДЫ

      Старый Лондон пахнет ромом,

      Жестью, дымом и туманом.

      Но и этот запах может

      Стать единственно желанным.

      Ослепительный Неаполь,

      Весь пронизанный закатом,

      Пахнет мулями и слизью,

      Тухлой рыбой и канатом.

      Город Гамбург пахнет снедью,

      Лесом, бочками и жиром,

      И гнетущим, вездесущим,

      Знаменитым добрым сыром.

      А Севилья пахнет кожей,

      Кипарисом и вербеной,

      И прекрасной чайной розой.

      Несравнимой, несравненной.

      Вечных запахов Парижа

      Только два. Они все те же:

      Запах жареных каштанов

      И фиалок запах свежий.

      Есть чем вспомнить в поздний вечер,

      Когда мало жить осталось,

      То, чем в жизни этой бренной

      Сердце жадно надышалось

      Но один есть в мире запах

      И одна есть в мире нега:

      Это русский зимний полдень,

      Это русский запах снега.

      Лишь его не может вспомнить

      Сердце, помнящее много.

      И уже толпятся тени

      У последнего порога.

      1927

      СТАРАЯ АНГЛИЯ

      Но весело, ярко пылает камин,

      А чайник поет и клокочет,

      Клокочет, как будто он в доме один

      И делает все, что захочет.

      А черный, огромный и бархатный кот,

      С пленительным именем Томми,

      Считает, что именно он это тот,

      Кто главным является в доме.

      ***

      За окнами стужи, туманы, снега.

      А здесь, как на старой гравюре,

      Хрусталь, и цветы, и оленьи рога,

      И важные кресла, и блеск очага,

      И лампы огонь в абажуре.

      Я знаю, и это, и это пройдет,

      Развеется в мире безбрежном.

      И чайник кипящий, и медленный кот…

      И женщина с профилем нежным. 1927

      АРБАТСКИЕ ГОЛУБИ

      Если бы я, как старик со старухой,

      Жил у самого синего моря,

      Я бы тоже, наверно, дождался

      Разговора с волшебною рыбкой.

      Я сказал бы ей: «Как тебя?.. Рыбка!

      Дай-ка