Жнивьё. Мэд Эссенс

Здесь один?

      – Ты же слышишь! Слышишь! Кричит! Или не кричит?! Или я слышу?

      – Я… Слышал.

      – Вот! Бабка! Видел её! Стучит и кричит! Стучит и кричит! – его голос срывался на безумный крик, отчего глаза мои бегали из стороны в сторону, высматривая тех, кто возможно мог его услышать.

      – Успокойся. Мы здесь одни?

      – Бабка да я. Я да бабка. И ты.

      – А другие?

      – Нет никого. Джерри вот. – сказал мужчина и указал пальцем на труп рядом с нами. – Никого нет.

      – Можешь посидеть здесь, пока я навещу эту… Бабку?

      – Я туда не пойду! Травка… Безопаснее! Не дурит голову! Не чёрная!

      "Чёрная"… Видимо, этот человек вышел из другой части леса и заразился. Сколько же он шёл? Где ближайшая заразная зона? Я вряд ли узнаю хоть что-нибудь, если буду торчать тут и расспрашивать этого умалишённого.

      – Джерри… Твой друг?

      – Мы все друзья! Гуляем в лесу! Джерри просто устал, лёг поспать…

      – Не хочешь и ты отдохнуть…?

      – Тут… С Джерри? Да… Я посторожу его! Он может замёрзнуть!

      Безумец подскочил к трупу и стал накрывать его стеблями пшеницы, срывая один за другим. Когда трупа почти не стало видать из-под шапки стеблей, мужчина лёг рядом с ним и стал аккуратно, почти нежно гладить гниющее лицо кончиками пальцев и петь детскую колыбельную, совсем тихо, чтобы "не разбудить". На меня он больше не обращал никакого внимания, даже когда я вышел из зарослей и медленно, тщательно осматривая каждый угол, вышел на дорогу.

      Эта корка на его коже… Медвяная роса? Сладкая, полная сахаров и глюкозы, что приманивает собой насекомых и с их помощью переносит споры на другие растения. Кем бы ни был этот человек, как бы долго он не находился в этом лесу, но для него практически всё уже закончилось. Ум покинул его черепную коробку ровно в тот момент, как он попал под струю этой росы. Или в отчаянном припадке стал поедать падающие с неба фиолетово-чёрные рожки спорыньи.

      Крики стихли. Воцарилась по-настоящему тревожащая, глухая тишина, которую не посмел нарушить ни порыв ветра, ни шелест колосьев, ни стрекотание редких сверчков. Земля почти не скрипела под ногами, лужи заботливо расходились перед ногами, обнажая вполне себе сухую и аккуратную дорожку. Соль, что мелкими кристаллами обрамляла сохнущие озерца луж, слегка хрустела под подошвой, и это, вероятно, был единственный звук, который я мог слышать.

      Я не спешно подобрался к первому дому на своём пути и почти без опаски заглянул внутрь. Как и ожидалось, с наружи дом выглядел куда как более опрятным, чем изнутри. Покосившиеся стены почти развалились на части, едва-едва удерживая дом от полного разрушения. Подпол, который был вполне себе обыденной вещью в таких домах, обнажился словно яма с кольями из бывших досок пола. Люди здесь не жили не то, что месяцами, но и годами, а может даже и десятилетиями с того самого первого землетрясения. Маленькие фотографии превратились в плесневелые куски не пойми чего, картины и иконы