Дар. Даниэль Глаттауэр

как и мои; по крайней мере, мне так привиделось.

      – А почему я должен быть здесь? Как я вообще сюда попал? Как я тут оказался? Что это за комната? Что это за позорная газета? Что за странные люди? Что они здесь делают? Как тут можно работать? – Он позволил себе короткую паузу, чтобы набрать воздуха для продолжения атаки. – А ты? Что с тобой творится? Тебе же все безразлично. Просто сидишь тут, смотришь в монитор и ничего не делаешь. О’кей, я тоже делаю не бог весть как много, но я еще молодой. Да и что уж мне тут делать? – Он испуганно взглянул на меня, почувствовав, что перегнул палку. Но было уже все равно, и он мог высказать мне всю правду сразу. – Ты все время ходишь в одной и той же зеленой жилетке. А твои башмаки! Взрослые не носят такого, да и подростки такого не носят, я вообще не знаю никого, кто бы носил что-то подобное. Кроме того, от тебя воняет алкоголем. Мама говорила, что ты отличный, приятный парень, с которым уж точно не будет скучно. Но ты вообще никакой не отличный – разве что, может быть, приятный, немного, но не отличный никак. У тебя нет ни машины, ни мотоцикла. Если бы у тебя был хотя бы велосипед, но ведь у тебя нет даже велосипеда. И мы ни разу не устроили ничего веселого. На домашние задания мне нужно полчаса, остальное время я сижу бессмысленно и жду, что ты, может, вдруг однажды…

      – Алкоголь не воняет, – сказал я.

      – Нет, алкоголь воняет, и еще как!

      – Утверждать такое – наглость. Я бы никогда не выпил что-нибудь вонючее!

      Тут Мануэль засмеялся, значит, он умел смеяться. Видимо, он испытал облегчение оттого, что смог сказать мне такие вещи, а я не разозлился. Другие отцы или другие старинные друзья его матери, по-видимому, взвились бы на месте. Разумеется, было не очень весело выслушивать о себе такое от четырнадцатилетнего подростка, но в этом была своя острота, и мне понравилось. По крайней мере, и я остался не без комплимента, а именно: оказывается, Алиса рекомендовала меня ему как отличного и приятного парня. А честно признаться, для меня было важнее, что думают обо мне женщины, ставшие «врачами без границ», чем какой-то подросток, который еще верит, что школа и жизнь имеют между собой что-то общее, а мир в целом бывает то крутой, то дерьмовый.

      – Это хорошо, что ты все высказал, – заметил я, притом что не был уверен, действительно ли все. Теперь он впервые был под впечатлением от меня, я это видел. Под впечатлением или в шоке – одно из двух.

      – Не принимай это на свой счет, ничего личного, – ответил он.

      Ну уж нет, на свой счет я бы это никогда не принял.

      На прощанье он подал мне руку.

      – Привет тете Юлии! – крикнул я ему вслед.

      Так. И теперь мне безотлагательно понадобилось выпить пива. В самом нижнем ящике письменного стола где-то должна была оставаться резервная банка – пусть теплая, но неважно.

      Теории после полуночи

      Вечера, в которые я мог ожидать, что на следующее утро буду в них раскаиваться, я проводил со своими приятелями в пивных. Правда, как истинный житель Вены, к тому же выросший в рабочем районе Зиммеринг, я чурался слов, импортированных из Германии, – «приятели» и «пивная». У нас это называлось