Я_существо. Маргарита Баренцева

Дифференциация диагноза действительно переворачивала ситуацию с ног на голову, так как между шизофренией и шизоидным расстройством, несмотря на созвучие, была существенная разница. Второй диагноз был нам на руку и выглядел абсолютно безобидно на фоне первого. Нужно было только доказать, что со стороны Йонны имела место провокация человека, находящегося в уязвимом состоянии. Мне ничего не оставалось, кроме как подписаться на полное освидетельствование, а после – начать назначенное лечение.

      Там, в этом копании в голове, вскрывались такие нарывы, от которых становилось только хуже. Деперсонализация. Дереализация. Психогенная амнезия… Что это за слова? Почему они наделяли всех этих врачей властью забавляться надо мной со своими тестами и обследованиями?..

      Ко всему вышесказанному следует отметить, что у моей жены был любовник.

      Он появился не тогда, когда всё рушилось, а вообще перманентно просто – был.

      С самого начала.

      Если быть честным до конца, то это я вторгся в их отношения, когда у неё не заладилось с тем парнем, которого я только что окрестил её любовником.

      Наша история началась именно так: она была чужой женщиной, которая переспала со мной из отчаяния и по пьяни. Залетела, но, не сумев определить, кто отец ребёнка, вступила в брак с тем, кто предложил.

      Этим недоумком был я.

      Я предложил ей стать моей женой, лелея глупую надежду, что семья могла бы сделать мою жизнь не такой бессмысленной.

      Однако отношения с тем, другим, моя жена так и не прекратила. И я это знал.

      Итак, мой адвокат настоятельно советовал согласиться на освидетельствование, чтобы пресечь любую из попыток лишить меня родительских прав. Он также не был намерен отступать, и мы начали ожесточённую борьбу вместо мирных переговоров.

      Жена переехала в Чехию к тому мужчине, и он выделил ей деньги на крепкого и подкованного адвоката – пса, которого ставила в «стойку» даже сама идея «раздеть» меня до основания, а между делом ещё и посадить за решётку или уложить в психушку. Они спелись и стали из шкуры вон лезть, чтобы убедить суд в том, что я психически ненормален. Собственно, за этим и последовала долгая история моей реабилитации и забегов по врачам. Специалисты менялись один за другим, но то ли из-за языкового барьера, а может, потому, что я не чувствовал необходимости выходить из собственной раковины, – терапия не имела никакого эффекта, и вся внутренняя рухлядь непременно возвращалась на «базу».

      Так тянулись дни до самой точки «икс», пока однажды в жуткой агонии, накрывшей в конце лета уже на родине, я не очнулся в собственном саду в луже крови с перерезанными ладонями. В тот срыв я впервые начал резать себя, чтобы снять напряжение. После хирургического отделения я попал в психушку, а оттуда – на поруки к Третьякову – казалось бы, вполне заурядному местному психотерапевту, который и установил окончательный диагноз.