Елена Глинская: Власть и любовь. Александр Козлов

могло стать роковым. Боярская Дума, подобно хищному зверю, выжидала момент, чтобы наброситься на нее и растерзать.

      Она понимала, что ей придется оставаться сильной, хитрой и беспощадной. Придется играть по их правилам, но при этом ни на йоту не отступать от своих принципов. Ей придется защищать свою власть и жизнь государя-младенца, даже если для этого потребуется запятнать руки кровью.

      – Я выстою, – произнесла она тихо, глядя в окно на засыпающий Кремль. – Докажу им всем, что стану сильной и мудрой правительницей. Я сохраню трон для своего сына, чего бы мне сие ни стоило.

      В промозглую тишину кремлевских покоев, пронизанную слабым светом оплывающей свечи, ее слова прозвучали с той сокрушительной силой, которой обладают только самые искренние клятвы. Не просто слова, а обещание, которое вырвалось из глубины ее души, стало залогом верности самой себе – измученной женщине, внезапно взвалившей на свои плечи бремя власти. Клятва, выкованная из страха и надежды, боли утраты и непоколебимой решимости. Присяга, которую ей предстояло сдержать любой ценой, даже ценой собственной жизни, потому что от этого зависела ее судьба, застывшая в хрупком равновесии над бездной политических интриг и внутренних угроз.

      Елена Глинская, ощущавшая себя одновременно хрупкой былинкой и несокрушимой скалой, понимала, что живет в окружении хищных аппетитов и коварных замыслов. После кончины великого князя Московского Василия III Ивановича заботу о малолетнем Иване IV взял на себя опекунский совет, состоящий из семи влиятельных бояр. Вокруг молодой вдовы сплелась паутина, сотканная из честолюбивых замыслов и жажды власти. Каждый ее жест и каждое слово оценивались врагами с единственной целью – получить преимущество в борьбе за влияние на трехлетнего государя и, следовательно, прибрать к рукам всю власть в державе.

      Михаил Глинский, наделенный покойным Василием III полномочиями главного (но не единственного!) советника, оставался для нее фигурой неоднозначной, вызывавшей сложную гамму чувств. Хотя он приходился ей родным дядей и по неписаным законам обязан был оберегать и поддерживать племянницу, Елена относилась к нему с определенной долей осторожности. Она уважала его опыт и мудрость, но доверять ему всецело все-таки осторожничала, ведь в этой опасной игре за власть даже кровные узы могут оказаться ненадежными. В его хитром взгляде, в каждой фразе, выверенной до последнего слова, читалось неприкрытое честолюбие и стремление к власти. Елена наблюдала день ото дня, как сильно он хотел укрепить свое влияние в Московском великокняжестве, как мечтал навсегда закрепиться у кормила правления, превратив ее регентство в плацдарм для достижения личных целей. Его советы, зачастую продиктованные корыстью и желанием манипулировать ситуацией в свою пользу, великая княгиня принимала с особой осторожностью: старалась отделить зерна истины от плевел лжи и интриг. Довериться ему безоговорочно – значило подписать смертный приговор и себе, и своему сыну, и всей державе, которой она сейчас правила.

      Ночью, когда дети засыпали, а шумные придворные страсти утихали, Елена оставалась наедине со своими мыслями. Она задавалась