Елена Глинская: Власть и любовь. Александр Козлов

защититься от врагов. Кому же, ежели не мне, ты сможешь доверить сие дело?

      – Защитить? – великая княгиня отступила на шаг. – Не лги мне! Ты хочешь узреть меня безвольной куклой в своих руках! Не обманывай себя, Михаил Львович, будто знаешь, как меня провести, – уж кто-кто, а я-то знаю тебе цену!

      Глинский тяжело вздохнул, его плечи поникли. В эту минуту он словно примерял маску обиженного благородства.

      – Ох, несправедлива ты ко мне, Елена. Обвиняешь в том, чего нету. Лишь стараюсь я, как бы помочь тебе удержать бразды правления. В державе смута, бояре в любой миг предать готовы, враги у рубежей копошатся… Нужна тебе крепкая рука, надежная опора.

      – О, не хитри – сильная рука! – Елена усмехнулась, в ее голосе звучала ирония вперемешку с горечью. – Ты предлагаешь мне передать тебе мою волю, мое право вершить дела? Хочешь отобрать у меня все, что осталось после Василия Ивановича: его силу, его власть, его сына!

      Думный боярин остановился, оглянулся в поиске кубка с вином. Нет, правительница не пьяна, значит, изливает душу, ищет, на кого переложить свой страх, терзающий ее. На мгновение в его глазах вспыхнуло раздражение, свойственное для всех из рода Глинских, но он тут же подавил его, решив, что чревато сердить и без того разгневанную женщину.

      – Не глаголь безумий, Елена Васильевна. Я никогда не причинил бы тебе вреда. А желаю, дабы ты была в безопасности, дабы сын твой возрос достойным правителем. Разве сие есть преступление?

      – Преступление – покрывать властолюбивые замыслы заботой, Михаил Львович, – глухим голосом ответила молодая женщина, глядя ему прямо в глаза. – Преступление – уповать на смерть супруга моего, на скорбь мою и слабость мою для захвата власти. Я знаю, что ты не остановишься ни перед чем, дабы добиться своего. Но и я тоже не сдамся. А буду бороться и не допущу обратить меня в пешку в игре твоей подлой.

      Тишина повисла в палате, тяжелая и напряженная. В глазах великой княгини горел огонь решимости, а в глазах думного боярина застыл холодный расчет. Они стояли друг против друга, как два обезумевших хищника, готовые в любой момент броситься в смертельную схватку. Что ни говори, а в жилах каждого из них кипела одна кровь!

      – Вижу, не желаешь ты внять мне, Елена. Но я готов быть тебе советником, верным помощником, коли доверишься мне сполна.

      – Советником? Как же! Ты хочешь стать моей тенью, дабы управлять мной, как марионеткой!

      – Слишком ты подозрительна, племянница, – покачал головой боярин. – Неужто не зришь, что я лишь помочь тебе желаю?

      – У твоей «помощи» всегда вкус предательства, – усмехнулась Елена. – Думаешь, здесь позабыли, как ты и твои братья уже силились захватить власть при Василии Ивановиче?

      – То было давно, – Глинский побледнел, вспомнив позор своей семьи после событий 1508 года, – и тебе тогда было всего два годка. Ныне я изменился и желаю лишь добра для тебя и для державы.

      – Довольно глаголить одно и то же! Изнемогла я от сих бесед. Все, уходи! – махнула она рукой.

      Глинский,