Исповедь дилетанта. Сергей Бурлаченко

что отец тоже был дома.

      Я что-то читал, сидя в своей комнате, когда отец, войдя, как всегда, без стука (у нас вообще это было обычным делом), сказал:

      – Пойдём на наш стадион. Пробежишь четыреста метров, а я засеку время. Посмотрим на результат. Обмозгуем. Собирайся!

      И мы пошли на заводской стадион «Локомотив» в десяти минутах ходьбы от дома.

      Помню свою всегдашнюю готовность к подобной ерунде. Я любил бегать и проделывал это с удовольствием. Отец когда-то был чемпионом республиканского первенства на дистанции 400 метров и даже рекордсменом СССР. Видимо, в этот вечер его кольнуло воспоминание о юношеском прошлом. Он решил предаться ему, занявшись проверкой сына-легкоатлета.

      Слово «обмозгуем» вообще сближало меня с отцом по-настоящему, нешуточно и по-мужски.

      Мой отец всегда был замкнутым, закрытым человеком. Редко откровенничал и в чём-то сознавался, особенно в неудачах, проблемах или, скажем, в непрошеной слабости.

      Хотя был сентиментальным и неуёмно болтливым в своих компаниях. Однажды я видел, как он расплакался за столом во время праздничной вечеринки. Говорили тогда то ли о детстве, то ли о Великой Отечественной войне. Отец сидел с красными набухшими глазами и что-то хрипел сквозь зубы. Он был беззащитным и совсем ребёнком.

      Так что скорее всего тот забег и его в нём соучастие был всплывшей в нём юностью пополам с отцовской мужественностью и заботой о своём сыне.

      На стадионе я хорошенько размялся и, сменив полукеды на шиповки, вышел на гаревую дорожку.

      Отец стоял рядом со мной в начале виража. На руке у него были обычные часы. Я понял, что стартую сам, принял беговую стойку, выждал пару секунд и рванул.

      Бежать по пустому стадиону – дело нетрудное. Ни с кем не соревнуешься, кроме как с собой. Отсутствуют другие ощущения, кроме чувства удовольствия от самого себя.

      Финишировав, я немного постоял, согнувшись в поясе, отдышался, выпрямился, встряхнул ногами, сбрасывая с них мышечный спазм после бега, и подошёл к отцу.

      Он как раз надевал часы на руку.

      – Ну что? – спросил я, имея в виду результат.

      – Неплохо, – отец ко мне пригляделся. – Как сам? Ничего?

      Я поразился его как бы незаинтересованности в том, что произошло. Тем не менее спокойно сказал:

      – Ничего.

      – Тогда пошли домой. На сегодня хватит.

      Результат он мне так и не сказал и о чём думал тогда – тоже. Этот забег и поведение отца так и остались для меня навсегда загадкой.

      Буквально через месяц отец отвёз меня на подмосковную станцию «Москворечье». Там проводился кросс для сотрудников ЛЛМЗ. Это было обычным делом для профсоюзной организации в СССР. Таким образом они отчитывались о своей работе с народными массами. Зимой – лыжные гонки и русский хоккей, летом – всякие игры с мячом и состязания в беге.

      На электричке мы доехали до железнодорожной станции. Недолго шли по негустому смешанному лесу, добрались до поляны, где толклись брюхатые мужики в трениках и кедах, строгие судьи и разморенные