Исповедь дилетанта. Сергей Бурлаченко

орал так, что звенели оконные стёкла.

      – Ты видел? Ты видел? Он олимпийский чемпион! На стометровке! – отец сошёл с ума. – Наш Валера Борзов – с золотом! Наш! Наш! Наш! Это самая великая победа в моей жизни!

      Да, выиграл Борзов легко и красиво. Казалось, все стояли, а он летел. Мне понравилось. Хотя я был уверен, что сборная СССР должна побеждать везде. Как хоккеисты.

      Но имя «Валерий Борзов» я запомнил. И что такое лёгкая атлетика – тоже.

      Слово «стометровка» навсегда запало в душу.

      Тем апрелем мы записались в секцию лёгкой атлетики с моим школьным другом Игорем Вислоушкиным. И оказались опять на стадионе АЗЛК. Только теперь на битумной дорожке. Виктор Михайлович был торпедовцем и занимался с мальчиками и девочками бегом на короткие дистанции.

      Тренировки были несложными. Бег, прыжки, гимнастика, растяжка ног и немного силовой работы с тяжёлыми набивными мячами.

      Да, и низкий старт с колодок.

      Вся эта несложная механика нам с Игорем приглянулась. Мы преданно ездили на тренировки два раза в неделю. Носиться тёплым весенним днём по пустому стадиону в компании с такими же чудиками было здорово.

      Но больше всего мне нравилось, что спринтеры друг другу не мешают. У каждого отдельная дорожка, отдельные стартовые колодки, личные шиповки и кусочек стадиона, на котором можно прыгать, тянуть мышцы, гнуть поясницу, да и просто валяться, закинув ноги на барьер для отдыха.

      Чтобы отливала кровь и мышцы расслаблялись.

      Я понял, что я индивидуалист и ни в какие мерзкие хоккеи и футболы больше не сунусь.

4

      В июле Виктор Михайлович предложил мне поехать в спортивный лагерь.

      К тому времени мой друг Вислоушкин исчез из нашей легкоатлетической секции. В классе мы сидели за одной партой. Хочешь не хочешь, однажды разговор между нами зашёл о спортивной жизни.

      Игорь сказал, что записался в подростковую беговую секцию на московском стадионе «Динамо». В смысле, там лучше условия и интереснее тренер.

      Я махнул рукой. Самостоятельность и соперничество – вот что теперь было главным. Мы продолжали дружить, но спорта в разговорах больше не касались.

      Родителям насчёт спортлагеря я сообщил. Летние каникулы обычно состояли из двухмесячного пребывания в пионерлагере «Юность» под Подольском. Это был отдых для детей заводчан того самого ЛЛМЗ, где работал отец. А лагерь спортивный – это было что-то новое и незнакомое.

      Я выжидал, что решат парентса.

      – Сорок рублей на одну смену я найду, – уверенно сказал отец матери, ничего с ней не обсуждая. Он считал, что в дела мужчин женщинам лезть не стоит. – Со всем остальным пусть сам разбирается. Не век же нам с тобой пасти парня.

      И я поехал в подмосковный спортивный лагерь. Названия места сейчас не помню. Остался в памяти сосновый бор вокруг нашей территории и огромные оранжевые армейские палатки, в которых мы жили по десять человек в каждой.

      На пионерлагерь это совсем не было похоже. Никаких линеек, концертов и дурацких кавээнов. Утром мы тренировались