Тайна заброшенного монастыря. Андрей Гордеев

это бывшие фронтовики. Что мы с ними не договоримся, что ли? И ты, и я всю войну прошли.

      – Ага, договоришься! Ты забыл, что мы везем? Как раз то, что их власть решила забрать у церкви. И думаешь, они вежливо будут просить отдать утварь церковную? Как же, жди! Силой возьмут. Факт! И кто тебе сказал, что это фронтовики, как мы? Шинелей на военных складах петрозаводских знаешь сколько лежит? На полк небось хватит! Что тут думать, давай я их с пулемета положу.

      – Да погоди ты со своим пулеметом! Грех на душу зазря брать нельзя, – отмахнулся от товарища священник и задумался.

      Прокопий обиженно молчал рядом. К бричке подошел Семен Лазарев.

      – Что стоим-то? – негромко пробасил он.

      – Вот, думаю, – ответил иерей, – что этим у костра сказать. Куда едем? Что везем?

      – Что думать-то, – встрял Баженов. – Едем по церковным делам. И точка! Я, Семен, – обратился он к Лазареву, – предлагаю их с ходу с пулемета пострелять. Как думаешь?

      – Как это? Убить, что ли?! – удивился Семен. – Зря людей жизни лишать нельзя. Бог не велит.

      Баженов насупился.

      А Семен продолжил:

      – В Еремеевом посаде настоятель местного храма отец Савелий очень плох. Не сегодня завтра умереть может. Дай Бог ему здоровья! – перекрестился Семен. – Епископ Иоанн хотел его в Петрозаводск в больницу отвезти, да доктор сказал, что отец Савелий всё равно умрет. Может, скажем, что за отцом Савелием едем?

      Это действительно было так. Иерей Мифодий об этом знал. Отец Савелий болел больше месяца, болел тяжело. Его съедал жгучий жар внутри от рака. Весь похудевший, он стоически переносил боль, а последнее время уже лежал, не вставая. Посланный епископом в Еремеев посад губернский врач сразу определил, что жить местному священнику осталось недолго, и, оставив отцу Савелию для облегчения его страданий весь имевшийся у себя морфий, вернулся в Петрозаводск. Предложение Семена Лазарева вполне подходило для возможных объяснений в пути, и иерей Мифодий мысленно согласился с ним.

      – Так, – принял решение священник, – едем к костру без всякой стрельбы. Там посмотрим, что и как. Ты, Прокопий, – обратился он к Баженову, – приготовь оружие. Но стрелять будешь, только когда я первым выстрелю. Дай Бог, не принять грех на душу! – Вздохнул и перекрестился иерей.

      Прокопий недовольно усмехнулся, но спорить не стал. Он взвел курок нагана и положил его вместе с маузером к себе на колени. Сверху натянул мешковину, которой прикрывал свои ноги от снега и холода. Мифодий крепко сжал рукоять также взведенного нагана, лежащего в боковом кармане его тулупа; в соседнем кармане тяжелела граната «лимонка». Медленно тронулись. Семён отстал шагов на двадцать. Люди у костра зашевелились, увидев появившиеся из темноты сани, встали и вышли на дорогу, перегородив путь.

      – Стой! – сухо прозвучал в воздухе окрик одного из постовых, выдвинувшегося на пару шагов вперед.

      Прокопий придержал лошадь, бричка остановилась. Позади недалеко замерли розвальни. К бричке