Гиппогриф Его Величества. Lis Bet

По дорогам сновали толпы: кто-то торопился, кто-то расслабленно шел, кто-то недоуменно искал нужное здание – жизнь кипела. Всюду стоял шум, слышались разговоры, иногда – ругань. Люди толкались, не замечая друг друга, и в воздухе висел тяжелый городской запах. Деревья росли лишь в парках, а зеленую траву давно изничтожило серое дорожное покрытие.

      Когда-то он тоже был частью толпы. Одним из человечков, что стремился куда-то, проталкиваясь через плотный людской поток. Ему не составляло труда ориентироваться, выбирая более спокойные и безопасные маршруты. Он точно знал, чего хотел от жизни и каким образом собирался этого добиться. Четкий план, внутренний стержень и маячившая впереди цель подстегивали стараться изо всех сил. И он старался, шел вперед до тех пор, пока не окунулся в бесконечный мрак, холодный, как осеннее болото, и затягивающий в глубину, как зыбучие пески.

      Когда всё изменилось, сложно было сказать. В какой-то момент он оказался в темноте и тесноте, а вялые мысли закрутились лишь вокруг еды и безопасности. Было тепло. Что-то снаружи согревало, и иногда слышались голоса. Мужской голос – твердый, как скала, и мощный, как раскаты грома. Женский голос – мелодичный, как журчание воды, и холодный, как вьюга. И детский голос – нежный, как лепесток цветка, и заботливый, как весенние солнце. Порой они перекликались, но смысл слов не доходил до него. Ничего не понимая и не стремясь ничего понять, он просто продолжал спать в ожидании чего-то.

      Так было до тех пор, пока скорлупа яйца не раскололась.

      Впрочем, когда темнота рассеялась и он появился на свет, по существу, мало что изменилось. Ему не было дела до того, что происходит вокруг. Тело было слабым, голова кружилась, и хотелось лежать, болезненно прикрыв глаза. Иногда он чувствовал себя лучше, и тогда гулял по залитому солнцем парку, играя. На него даже иногда надевали седло, которое ощущалось непривычно и неудобно, и он невысоко поднимался в небо, распахивая крылья. В такие моменты ветер ласкал его, а грудь распирало от чувства свободы и радости. Он издавал пронзительный крик, полный любви к миру, и ему вторил заливистый детский смех. Мальчик, чей голос он слышал всё это время, оставался рядом и в те дни, когда он был полон сил, и в те дни, когда ему снова нездоровилось.

      К сожалению, последних было слишком много.

      Однажды, когда подросший мальчик исчез куда-то, на прощание мягко погладив его по спине, пришли другие люди. Чужие. От них пахло травами, и воздух тяжелел от напряжения. Хотелось уйти. Улететь. Однако силы снова подвели, а потому он смог лишь предупреждающие заклекотать, распахивая крылья и топорща когти на передних лапах. Их это не остановило. Люди вонзили в него что-то маленькое и острое, как большая колючка, и тело перестало шевелиться. Он мог лишь следить за странными приготовлениями: за тем, как они раскладывают сверкающие камушки, за тем, как чертят что-то на полу, за тем, как раскрывают большие книги. Страх поднимался из глубин души, но не находил выхода. Неподвижные лапы продолжали лежать на полу, а крылья – безвольно свисать по бокам. Не удавалось даже крикнуть.

      Когда