Тени древних. Хроники тварей. Рассказы. Алексей Гунарович Зайцев

помните свою смерть? – я чувствовал, что приближаюсь к опасной грани, но не мог остановиться.

      Он нахмурился, и на его лбу появились морщины – слишком глубокие, слишком правильные, как будто вырезанные ножом.

      – Нет. Последнее, что я помню, – это как засыпаю. А потом… я здесь.

      В его словах крылось что-то неуловимо зловещее. В пространстве между «засыпаю» и «я здесь» лежала пропасть, темная и бездонная. Что-то произошло в этой пропасти, что-то, о чем он либо не хотел, либо не мог говорить.

      Он повернулся к Эвелине, и она вздрогнула, словно его взгляд был физически ощутимым прикосновением.

      – Это всё было странно, конечно. Но я дома. И ты тоже должна быть дома, дорогая.

      Я видел, как её руки сжались в кулаки так сильно, что побелели костяшки. Она дрожала – мелкой, почти невидимой дрожью, как лист на ветру.

      – Ты не мой муж, – прошептала она, и в её голосе звучало не столько обвинение, сколько молитва. Заклинание, призванное отогнать то, что сидело перед нами.

      – Эвелина… – Он посмотрел на неё с выражением, которое должно было изображать печаль, но выглядело как маска, надетая на лицо существа, которое никогда не испытывало эмоций. – Я помню всё. Нашу свадьбу. Как мы ездили в Крым в девяностом. Как ты боялась плавать, а я учил тебя. Помню твой день рождения, когда ты чуть не подожгла шторы свечами. Помню всё.

      Каждое воспоминание, которое он перечислял, казалось, висело в воздухе – почти осязаемое, почти видимое, словно картинка из старого диафильма. Но было в этих образах что-то неправильное – словно фотографии, на которых лица размыты или искажены.

      – Нет, – её голос дрожал, но в нем появилась сила. Сила отчаяния. – Ты… ты путаешься в деталях. Я не боялась плавать. Это ты боялся.

      Он моргнул – слишком медленно, слишком синхронно обоими глазами, как рептилия.

      – Ты ошибаешься, – сказал он, и в его голосе проскользнула странная нота – не раздражение, не гнев, а что-то более примитивное. Голод.

      Она покачала головой, отступая к двери, словно готовилась к бегству.

      Я смотрел на него, пытаясь разгадать загадку, которую представляло собой это существо. Человек ли это? Или нечто, надевшее человеческую кожу, как костюм?

      – В зеркало смотритесь? – спросил я, вспомнив старые сказки о том, что некоторые создания не отражаются в зеркалах.

      Он повернулся ко мне. Движение было слишком резким, словно его шея не имела промежуточных положений.

      – Конечно.

      – И что видите?

      Он усмехнулся, и на мгновение мне показалось, что его улыбка стала шире, чем позволяла анатомия человеческого лица.

      – Себя.

      – Могу я посмотреть ваше свидетельство о рождении? Паспорт? – я старался, чтобы мой голос звучал профессионально и отстраненно, но внутри меня нарастал иррациональный ужас.

      – Они в спальне, – сказал он, и его взгляд на секунду стал более… фокусированным, словно он смотрел уже не на меня, а сквозьменя.

      – Можно? – я уже жалел о своем вопросе,