Условия человеческого существования. Вячеслав Юрьевич Сухнев

оглянулся, погрозил бровями двум мелким припозднившимся шалопаям, которые на рысях брали раздевалку, и подтолкнул Сергея Михайлович к двери:

      – А пойдёмте, покурим на крылечке, не пожалейте для старика пяти минут. Контингент-то наш почти весь удалился, мешать и завидовать никто не станет.

      На крыльце под бетонным козырьком было свежо – директор поёжился. Пузо грело плохо. Дождь стоял рядом – только руку протянуть. Закурили.

      – Кроме Толстого никого больше не вспомнили? – спросил Сергей Михайлович. – Он и так вниманием не обделён. А ведь можно сделать музей Сальвадора Дали – очень хороший был художник, с мировым именем.

      – Хороший, наверное, раз о нём все говорят, – кивнул Потемкин. – Однако он не наш, с Россией не связан.

      – Не скажите, Николай Сидорович. Жена была русской.

      – Дался вам этот… Сальвадор. Вот любопытно: почему вы вспомнили именно про него? Опять с ядовитым подтекстом?

      – Сальвадор Дали, чтоб вы знали, – самый русский художник, хоть и классик сюрреализма. Он замечательно воспел нашу действительность. У него в каждой картине – кусочек амельяновского пейзажа. Альбом принесу, сами убедитесь.

      – Ладно, – вздохнул Бровеносец. – Я так и знал, что с подтекстом… Вы по-другому в последнее время не разговариваете. В общем, прошу вас подготовиться к беседе в администрации, золотой мой! Забудьте про Дали, помните только про Толстого. Про Алексея, значит, Николаевича. Посмотрите за обедом что-нибудь… Нам надо понять, зачем начальство с таким пылом пробивает идею насчёт музея. Может, какой-то юбилей приближается? Или политика в отношении советской литературы корректируется? В общем, подготовьтесь, чтобы к месту вопросы задавать. Договорились? Э?

      За десять минут и домой добежал. Зонтик хорошо прикрывал голову и плечи, а вот брюки промокли чуть ли не до пояса. Придётся сухие доставать – от старого костюма. Лужа во дворе за день подросла, и теперь редкие кирпичи, изображавшие мостки, скрылись под серой водой. Сергей Михайлович привычно скакал с кирпича на кирпич, прижимая к груди портфель, и с сожалением думал, что и сегодня не получится прокопать канаву на улицу. Некогда – высокие заботы зовут.

      Светлана Петровна была дома, и борщом её фирменным пахло даже на лестнице. Пока Сергей Михайлович разоболокся в прихожей, сдирая сырые брюки, чуть слюной не изошёл.

      – Зачем за стол книжку притащил? – удивилась через минуту Светлана Петровна. – На второе, что ли?

      – Надо, мать, надо, – отмахнулся Сергей Михайлович.

      Левой рукой он перелистывал чёрно-серый захватанный фолиант литературной энциклопедии, а правой бодро управлялся с ложкой – только звон стоял.

      – Вот, нашёл! – обрадовался Сергей Михайлович. – Почитай вслух про Алексея Толстого, пока я поем.

      – А застольную не спеть? – обиделась Светлана Петровна.

      Сергей Михайлович в нескольких словах объяснил, зачем так срочно понадобилось освежать в памяти биографию красного графа, советского классика.

      – Начальство