Живая вода. Юлия Лавряшина

она. – Ничего подобного. Ни о какой мести и речи не идет! Я как раз собираюсь начать жить.

      – Жить? Без меня?

      Ее смех всегда был воздушным, а сейчас Арсению почудилось, что он даже заметил, как легко качнулись цветы, по которым скользнуло Катино дыхание.

      – Ты уникальный эгоист! Даже представить не можешь, что кто-то может обойтись без тебя?

      – Катя, ты – не «кто-то»! Мы же были с тобой как одно целое.

      Ее лицо сразу будто вымерзло изнутри. Понизив голос, она медленно проговорила, не сводя с него небольших глаз, темных настолько, что иногда Арсению казалось: заглянешь в них – и увидишь целый Космос:

      – Неужели? Значит, в тот день я была с вами?

      – Нет никаких «нас»! – Отчаяние опять заставило его сорваться на крик. – Только ты и я.

      – Как в песне. Ты и я. Да, Арни? Мы сфальшивили.

      – Я сфальшивил.

      – Наверное, я тоже, – вздохнула Катя. – Знаешь, сегодня я делала для одной невесты ожерелье из живых цветов. И бутоньерку для жениха. Мы с тобой до такого не додумались… Потому все и закончилось как у всех…

      Арни взмолился:

      – Слушай, пойдем пообедаем!

      Он не мог дольше оставаться в этом искусственном саду, где каждый цветок был на Катиной стороне и осуждающе смотрел на него своим единственным глазом. Здесь было больше кислорода, чем в любом другом уголке их городка, а вот Арсений уже задыхался.

      Чуть расширив глаза, которые посветлели, когда она глянула в окно, подкрашенное апельсиновым отсветом, Катя сказала уже другим, повеселевшим, голосом:

      – Ты как американец. Недаром я тебя так назвала… Все надеешься решить за обедом. Будешь угощать меня пиццей?

      – Просто пиццерия под боком, – пробормотал он, оправдывая свою неизобретательность. – И мы там еще не были… Ты возьмешь хризантемы?

      – А ты возьмешь кактус?

      Они разом улыбнулись, но эти улыбки вышли неуверенными, будто каждый пробовал ногой холодную воду, за которой еще неизвестно, есть ли дно. Словно защищаясь, Катя приподняла сразу две корзинки:

      – Давай их тоже перенесем. Это нежные цветы… Я заметила, что здесь им жарковато.

      – Ты так заботишься о них…

      – Только не говори, что я не заботилась о тебе.

      – Заботилась. Я и не думал упрекать.

      – Тогда я не собиралась говорить, что цветы не ответят неблагодарностью.

      – Я сам об этом подумал. – Он поставил корзинку на белую металлическую полочку у дальней стены и присел перед маленьким, будто испуганным лимонным деревом. – Пахнет. Оно плодоносит? Сколько оно стоит?

      – Ты собираешься купить? Для «Обжорки»?

      Выпрямившись, Арни потрогал лиственную макушку:

      – Для себя. Оно похоже на меня, правда? Мы оба космически одиноки.

      – О да, – она похлопала его по спине, – артподготовка прошла вхолостую. Лучше подожди меня на улице, я должна все тут закончить. Иди, я не сбегу. Сегодня твой день.

      – А завтра? – Он подозревал, что об этом зайдет речь.

      – А завтра – обычный.

      Ему никак