Живая вода. Юлия Лавряшина

сходят по этим пальмам. Особенно почему-то по финиковым… Как Фрейд это истолковал бы?

      – Уж он придумал бы… Катя, подожди!

      – Опускай. Пусть здесь теперь немного постоит. – Она взглянула на него вскользь. – Время от времени надо что-то менять в своей жизни. Ты научил меня этому.

      Он проследил, как ее пальцы ритмично сжимают ручку маленького пульверизатора, из горлышка которого на розы рассыпались яркие, как искры, брызги. Обручального кольца на руке уже не было, а других Катя и раньше не носила.

      – А я ношу. – Он повертел свое.

      – Зачем? – не удивившись, спросила она. – Я вовсе не требую, чтоб ты каялся всю оставшуюся жизнь.

      – Глупости! Мне просто нравится его носить.

      Катя засмеялась и брызнула в его сторону:

      – Врешь ты все! Если б тебе нравилось быть женатым… и на мне… Тогда тебе не потребовалась бы другая женщина.

      «Она больше не называет ее по имени, – отметил Арсений. – Какая там еще женщина! Просто Светка…»

      – Она мне и не… Катя, я же тысячу раз говорил!

      – Я помню. – Она снова занялась цветами. – Ты сам не понимаешь, как это произошло. Правильно? Значит, это оказалось сильнее тебя. Оно хоть того стоило, Арни?

      – Нет! – выкрикнул он, забыв, где находится. – Ты же знаешь… Если б стоило, я не здесь был бы сейчас!

      Сунув ему маленькую керамическую кактусницу с колючим колобком, Катя озорно шепнула:

      – Слава богу, покупателей нет!

      Успев коснуться щекой ее похожих на гриву волос, от которых пахло их общим прошлым, он прошептал:

      – Я не хотел. Катя, что мне делать…

      – Перестань, пожалуйста. – Она поморщилась. – О чем ты?

      Арсений нашелся:

      – Что мне делать с этой кактусницей?

      Усмехнувшись, Катя сестринским жестом, который показался Арни оскорбительным, похлопала его по плечу:

      – Это тебе. Подарок в день рождения. Для твоей колючей семейки. Как они там поживают?

      О настоящей семье она не спрашивала. Может, теперь они представлялись ей темной силой, стоявшей за спиной Арсения и готовой яростно защищать его, даже зная, что он виноват. Это было не совсем так, никто Арни не оправдывал. Рема вся морщилась от боли, взглядывая на него, а Славка рычал ему на ухо: «У-у, потаскун проклятый! Что наделал, а? Оторвать бы тебе все на свете…» И вместе с тем никто не мог объяснить, как могла Катя так разом отречься от них.

      – Нормально, – сказал Арсений, имея в виду кактусы. – «Заяц» дал отросток, а «Сопля» совсем загнулась. Я ее закопал. Пусть удобряет.

      – Жалко, – помолчав, отозвалась Катя. – «Сопля» мне нравилась. Она была самой беззащитной.

      – Ты не была беззащитной…

      – Я – нет. Я и не погибла, как видишь. Знаешь, любители кактусов организовали целое общество. Они собираются тут неподалеку, в библиотеке, отростками обмениваются, что-то обсуждают… Вот что объединяет людей. Кактусы.

      Арсений поводил пальцем по слабеньким колючкам:

      – Знаешь легенду о кактусе и розе? Она, конечно, была прекрасной королевой цветов,