Не пара. Дарья Белова

официанты. Кроме Аксиньи. Этой девицы нет и в двенадцать дня, и в час, и в два.

      Это к лучшему. Определенно.

      Ну пришла вчера, ну взял ее на работу, сегодня-то другой день. Магнитное поле изменилось, принятые решения тоже. Я не хочу ее видеть здесь, и она, по-видимому, не горит желанием надеть униформу.

      Мажорка.

      Аксинья заявляется ровно в пять вечера. В шубке, на каблуках, с прической. От девицы пахнет чем-то вкусно-цветочным, что вызывает аппетит, но я не голоден в привычном понимании этого слова.

      Взгляд останавливается на мне, а брови ползут вверх. Она как бы даже возмущается, что я так пристально изучаю злостную нарушительницу.

      – Вы должны были прийти в первую смену, – смиряю недовольным взглядом.

      Я ее ждал, как бы.

      – Ой, – прикрывает ладошкой рот. Она как кукла с длинными ресницами и вздернутым маленьким носиком. – Я уволена?

      Да! Да, Аксинья, ты уволена!

      – Нет.

      Девчонка расплывается в улыбке, и я читаю это в ее глазах. Серо-зеленых. Или серо-голубых. Они меняют цвет после каждой смены настроения.

      Калейдоскоп какой-то. У меня в детстве такой был, и я ненавидел эту игрушку.

      Провожаю ее до раздевалок, вручаю бейджик, куда вставил напечатанное имя, и жду, когда мадемуазель переоденется.

      Минута, две… Десять. Не девчонка, испытание для моих нервов.

      Спрашивается, что тебе еще под конец года не хватает, Слава? Жизнь текла своим чередом, я свыкся с одиночеством, и мне наконец-то стало хорошо. Я почти почувствовал себя счастливым, а тут эта!

      – Вячеслав Борисович, у меня проблема! – кричит и сразу же открывает дверь.

      На кухне тут же тишина. Ни звука даже от плит. Все – все! – на нее пялятся. Потому что стоит в белой рубашке, которая не застегивается на ее… Типа груди. Она в кружевном бюстгальтере. В глазах двоится. Пуговицы натянулись, и да, верхние не застегиваются.

      У кого-то падает нож.

      – Это даже обидно, не находите? – наезжает и на меня идет.

      И куда мне смотреть? Взгляд соскальзывает вниз, как бы я ни старался прибить его к глазам девицы.

      – Что именно, Аксинья? Читать мысли не входит в мои рядовые человеческие способности.

      – Размер формы. То на пятьдесят размеров больше даете, то на столько же меньше. Так, для справки: размер моей одежды «M», бедра девяносто два, талия шестьдесят один, грудь девяносто пять. Объем чашки «C», обувь – тридцать семь, перчатки – семь, капроновые колготки можно двойку. Натяну.

      Щеки девицы вспыхнули. Глаза зеленющие, как майская зелень. Аксинья зла и чертовски соблазнительна.

      И что значит «объем чашки»?

      Отхожу на безопасное расстояние, но аромат с ее волос продолжает долетать. А мы на кухне, здесь столько запахов, что ими наесться можно до отвала.

      – У вас здесь есть что-то типа профсоюза, куда я вправе подать жалобу?

      – Нет.

      – Надо будет организовать.

      – Полагаю, вы хотите его возглавить? – я спрашиваю в шутку, но на лице Аксиньи нет и капли шутливости. Она серьезна