Арена XX. Леонид Гиршович

бы антипатии к чужим сыновьям, к их чужеродности, даже будь у него «свой такой же мальчик». Но это другая песня. Встрече с Бергом он порадовался почти что бескорыстно (вот уж кто Лилечке не пара). А «почти», потому что, когда дом полон гостей, хозяева не так чувствительны к потерям, как радуются любой находке. И потом, Берг вызывал в нем тот зуд, отсутствие которого хотя и не замечаешь, но о котором с радостью вспоминаешь – настолько его приятно унимать.

      – Кого-то, кого вы видали у нас прежде, вы, может быть, больше не увидите – увидите других.

      – Вы собирались меня предупредить о чем-то?

      – Ну, много чего случилось за это время. Мы же с лета не виделись. Василису Родионовну, помните?

      – Еще бы. Неужто умерла?

      – Ну вы скажете… Ей предложили роль в кино. Трояновский-Величко говорит, не бог весть какую. Она теперь водит знакомство с немецкими артистами.

      – А как на это смотрит великий художник с накрахмаленными усами?

      – Макаров – прекрасный художник, чудный портретист. Он бывает часто у нас.

      – С кем?

      – Почему надо бывать непременно с кем-то? Мы давние друзья. Он еще когда Лилечкин портрет писал…

      – Пардон.

      Разговор дал трещину.

      – Я должен извиниться за то, что извинился?

      – Георгий Леонидович Макаров – достойный человек.

      – Кто же спорит. Каждый человек чего-то достоин. А Маргарита Сауловна того же мнения о его достоинствах?

      – И Маргарите Сауловне он нравится.

      – В таком случае полдела сделано. Осталось уговорить графа Шереметьева.

      – Кого? Вы, Николай Иванович, говорите загадками. По-моему, ревнуете.

      – Я? К графу Шереметьеву – Василису Родионовну?

      – Василису Родионовну?.. Ах, ну да…

      – А кого я должен ревновать? Нет уж, Давыд Федорович, договаривайте. Хотя вы и так все сказали. Я приду. Я непременно приду, если вы не раздумали.

      – Во-первых, я ничего такого не сказал и говорить не собирался. Вы нашу Лилию Долин плохо знаете. Она сказала… но, умоляю, это сугубо между нами… «Пусть не думает, что нашел заместительницу Васеньке. Скорей извозчику взаимностью отвечу».

      – Обнадежили.

      – Но, Николай Иванович, сугубо между нами. Лилечка ему этого не дает почувствовать. Наоборот. Она, как бы сказать… немножко позирует, вот подходящее слово. У нее такое кокетство. А как вы поживаете? Все наблюдаете жизнь?

      Главное, найти «подходящее» слово. («Что вы себе позволяете?!» – «Наблюдаю жизнь».)

      – Жизнь я наблюдаю лишь с недавнего времени. Раньше развозил мертвых. Теперь, как видите, развожу живых. Внял голосу рассудка: предоставь мертвым хоронить своих мертвецов.

      – Это Нитче, кажется?

      – Я говорю: внял голосу рассудка… Вы, Давыд Федорович, пьете пиво, а у меня во рту вкус баумкухена. Вам это не мешает?

      – Знаете, голубчик, мне все равно, какой у вас во рту вкус. Хорошо, что нас никто не слышит. С вами страшно говорить при посторонних.

      – Это при ком же? При Макарове? При