Арена XX. Леонид Гиршович

того, кто познал торжество над английской авиаматкой, кто русский трофей, привязанный за спиною, вернул со словами: «Так мертвую имайте». Решено, в Валгаллу авиатора доставит мотор. Лошади могут и понести. (Сценка, а? Вернее, огромная сцена. По Берлину во весь опор несутся лошади, в катафалке из стороны в сторону швыряет гроб. У возницы ветром унесло цилиндр с галуном, кучерские бакенбарды вразлет, глаза дико смотрят…)

      Катафалк, приводимый в движение двигателем внутреннего сгорания, если вдруг куда-то помчится – уходит от погони. Кто не помнит фильмовую комедию: там в разгар сухого закона гроб, изрешеченный полицейскими пулями, пускает фонтаны виски. Берг, правда, этой комедии видеть не мог, зато помнит, как тоже в фургоне, предназначавшемся для перевозки трупов и полутрупов, несся под пулями с заведомо пустым несгораемым шкафом, за что его отблагодарили дисциплинарным судом.

      «“Une partie de cette force qui vent toujours le mal…” – ратует Николай Иванович за язык оригинала. – Ни одно доброе дело, господин доктор, не остается безнаказанным. Этим и объясняется, почему сила, частью которой я являюсь, низвергнута с небес Узурпатором добрых дел».

      (Другая сценка. Отомкнувший ножичком чей-то дамский велосипед, ты замечен полицейским, из тех двоих, что давеча верхами шагом ехали близ сосны, сверху донизу обритой крылом. «Хальт!» – кричит полицейский. Ты жмешь на дамские педали, петляя среди прохожих. Что он, пришпорит коня и во весь опор поскачет за тобою? Ужо, строитель чудотворный!..)

      У Николая Ивановича за спиной не полоненная красна девица, не полный гроб «виски» или наоборот, пустой сейф. В гробу бывший человек – вчерашний «туз», цирюльник авиаматок и сосен,

      …Пленитель чудотворный

      Прелестных дев, а ныне смрадный прах.

      Берг уже давно жмет на педаль. Головная машина, резко оторвавшись от колонны, вдруг понеслась – призывом ко всеобщему и полному вооружению… словно возомнила себя каретой скорой помощи… словно можно было еще вернуть к жизни покоящегося в ней… Она свернула с Кайзерсашерндамм на Пепловштрассе, и многие утверждали потом, что видели Летучий Катафалк – кто в Шарлоттенбурге, кто в Панкове, кто в Штеглице. Какой-то русский говорил другому русскому, что из кабины раздавался марш из «Аиды» (ну, для них, положим, всё «Аида»). На языке оригинала хор призраков заклинал: «С победой возвратись!».

      Восстановить действительный маршрут этого безумного ралли не по силам и самому «угонщику». Улицы, перекрестки, крутые повороты, желтые дома трамваев, ошалело глядящих ему вслед… «План-перехват» взбесившегося катафалка в отсутствие радиосвязи представлял бы собою заурядную погоню. А как можно гоняться за тем, кто в припадке внезапного помрачения выбирает пути, которые не выбрал бы ни за что, находясь в здравом уме и твердой памяти.

      Феномен обезглавленного кортежа. Можно сказать, что «в отсутствие головы жизнь коротка и импульсивна», а можно – что жизнь продолжилась и в обезглавленном состоянии, а что была коротка и импульсивна, так это приложимо ко всякой жизни.

      Что