Традиции & Авангард. №4 (23) 2024. Литературно-художественный журнал

пачку, мазнул пятернёй по грязным волосам, словно уверяясь в отсутствии шапки, и мелко перекрестился на Спаса, прибитого на месте слухового окна. Икона печатная, хоть и была перекрыта стеклом, от влаги пошла пузырями, начала оплывать вниз. Я тоже перекрестился для этикета и проследовал за мужиком, который справился с болтающейся на проржавевших петлях створкой и стучал теперь в самодельную дверь.

      Он молотил кулаком по дереву, и мне казалось, что я слышу, как звук этих ударов отдаётся эхом в пустоте внутренних помещений. Там же наверняка никого нет. И если даже эта дверь откроется, что ожидаю я увидеть внутри? Стало ужасно стыдно за свою легковерность и неловко перед возможными свидетелями происходящего. Я пятился к воротам, стараясь не выпускать из виду кулаков мужика, и нащупал уже отведённой назад рукою доски забора, когда стук прервался скрипом дерева по дереву. Дверь в храм стала приотворяться; изнутри вместе с потоком влажного, наполненного духом ветоши воздуха показалась тётка в платке, и я наконец-то узнал имя своего сегодняшнего спутника:

      – Игорь! Чего притащился? Мне тоже до пенсии три дня, самой бы у кого перезаняться…

      – Да не шелести ты! Я – вон, значит.

      Игорь кивнул на меня, и дверь в храм открылась шире. Теперь я мог лучше разглядеть невысокую полную женщину, длинную юбку её, чёрную, подбитую по нижнему краю кружевом наподобие того, каким часто оформляют скатерти из магазина «Тысяча мелочей»; ниже – плотной вязки носки, упиханные кое-как вместе со ступнями в крошечные мокасины, будто бы кожаные. Выше пояса у тётки была не особенно опрятно связанная крючком накидка поверх трикотажной блузы, а над нею – голова в чёрном платке, повязанном косынкой. Голова сказала, обращаясь ко мне:

      – Двор али чё?

      Игорь опередил:

      – И двор, и много ещё чего. Пусти, мать!

      – Ну проходи, раз такое дело.

      Я едва удержался от вопроса «Какое дело?», но сдержанность моя тут же была вознаграждена. Игорь улыбнулся, хлопнул меня по плечу и, подавая пример, прошёл вслед за тёткой в темноту, где, кроме редких свечей, не было иного света, где всё ещё, как ни удивительно, оставались некоторые из знакомых мне с детства икон и деревянных статуй, изображавших Христа, Богородицу и Николая Чудотворца. От этой странной наполненности пустого храма в первые мгновения мне показалось, что здесь идёт служба, на которую я, нерадивый прихожанин, опоздал, и если бы спутники мои не говорили в полный голос, я бы уверился в том окончательно.

      – Лежит?

      – Лежит, родимый, куда он денется.

      Тётка вела нас к самим Царским вратам, по-хозяйски распахнула створки, потянула за бордовый канат с замусоленной кистью на конце, подняла занавес:

      – Ну, дальше сами. И не безобразьте там.

      Игорь кивнул и решительно шагнул туда, где, как я чувствовал, мне находиться не следовало, но на мои сомнения он ответил нетерпеливым и чужим для такого места окриком:

      – Ей, Серёг, ты чё? Сюда иди!

      И я повиновался. Там, где я ожидал увидеть