Традиции & Авангард. №4 (23) 2024. Литературно-художественный журнал

к окну и увидел перечёркнутую прутьями калитки фигуру незнакомого мне человека. Он заметил меня и дружелюбно замахал рукой, призывая выйти ему навстречу. Я метнулся в прихожую, повернул щеколду и приготовился нырнуть в темноту двора, но уже в щели едва отворившейся двери приметил неожиданный свет. Следуя за движением моей руки, луч расширялся и занимал теперь целиком узкий коридор. И никакого двора, только сочная, как под покос, осока и кое-где редкие бельма цветов-хлопушек. Двор исчез. Я сделал шаг вперёд, ожидая, что упаду, провалюсь сквозь эту зелень, как сквозь текстуру в компьютерной игре, но земля держала меня.

      В калитку стучали всё громче, казалось, что помедли я ещё – и она пропадёт вслед за дворовым пристроем. Я повернулся в направлении звука и вышел на лужайку перед парадным крыльцом.

      – Сейчас! – прокричал я и закашлялся, отвыкнув даже от коротких бесед за последние сутки.

      Гость перестал стучать и навытяжку замер за калиткой. Я не видел его глаз из-за заслонявшей лицо верхней перекладины, но чувствовал, что не могу не открыть:

      – Заходите!

      Мужик лет пятидесяти вразвалку вошёл на двор, и я понял, что рад этому нечаянному избавлению от одиночества.

      – Сергей. – Я протянул ему руку, он сжал её обеими ладонями, потряс несколько дольше, чем можно было стерпеть, и я вырвал кисть, будто она нужна была мне для того, чтобы завязать шнурок, и только теперь обнаружил, что не успел, выходя, обуться.

      – Что ж ты, Серёга, босой выперся? – мужик потешался, вытряхивая сигарету из пачки «Дуката».

      Я с детства не видел таких и спросил:

      – А это откуда у вас? – спохватился и добавил: – Вы вообще кто?

      – До девяносто третьего служил я, значит, надзирателем под Работками. Знаешь, там исправительная? Ну вот. И была там Машка в окошке, передачи, значит, принимала. Ну я к ней ходил. А она с каждого ящика мне – где пачку, где две. Собирала, собирала и столько за двенадцать без малого лет набрала, что я, если даже убьюсь, до смерти не выкурю. Будешь?

      Он протянул мне пачку, я отмахнулся:

      – Не курю. Вы зачем пришли?

      – А, ну да. Я вон там живу, – мужик провёл пальцем над забором направо. – Крыша ржавая, видишь? В прошлом годе крыл, а она уже порыжела, собака.

      Я кивнул, не переставая думать о том, как под промокшими от росы носками исходит соком трава:

      – Соседи, что ли?

      Мужик закурил:

      – Вроде. Я как увидел, что у тебя двор того, пошёл проведать.

      Тут уже я внимательно на него посмотрел: джинсы драные по низам, колени чуть не прозрачные, ни ремня, ни даже пуговицы над расходящейся молнией, а сверху майка, когда-то белая, лапшой.

      – Так говорите, будто это обычное дело. – Расслабленный вид гостя злил меня, а он ещё и хихикнул, чуть не выплюнув сигарету:

      – Никак нет, Серёга, где ж обычное-то? Но в последнее время бывает, да.

      – Бывает? Типа как базарный день в воскресенье?

      – Чего