Главная роль. Павел Смолин

Но этот специально «подставился», чтобы Андрей Андреевич не устраивал плач Ярославны, и теперь ждет поощрения или наказания за инициативу.

      – Ступай к уряднику, передай ему мою просьбу выдать тебе отдых до завтра и водки, – применил я подсмотренное у Никки поощрение.

      – Рад стараться, Ваше Высочество! – щелкнул он каблуками и покинул каюту, не забыв прикрыть за собой дверь.

      – Простите, Ваше Высочество! – поняв, на чьей стороне мои симпатии, бухнулся лбом в ковер Андрей Андреевич. – Совсем голову от горя потерял, дурак старый!

      – Встань, – приказал я.

      Мужик бодро вскочил на ноги.

      – Больше голову не теряй, – добавил я. – Туда садись, – указал на диван.

      – Слушаюсь, Ваше Высочество! – возрадовался он и выполнил приказ.

      Радуется, что в шею не погнали, и то, что я его забыл, уже не так печалит. Оценив его одежду, возраст и то, как он отреагировал на подначку казака, я уселся за стол и спросил:

      – Камердинер?

      – Как есть камердинер, Ваше Высочество! – подтвердил он. – Андреич! Пятнадцать лет…

      – Верою и правдою, – перебил я. – Слышал. Не помню. А ты – помнишь.

      Я подошел к столу и начал писать записку Николаю, не очень уверенно расставляя твердые знаки.

      – Как есть помню! – поспешил он подтвердить свою полезность и показал рукой себе по колено. – Вот с таких лет…

      – А где ты был все это время? – спросил я.

      – Слег я, Ваше Высочество, – пригорюнился камердинер. – Как есть от горя слёг. Как лихорадка отпустила, сразу к вам и пришел.

      – Как есть пришел, – на автомате добавил я.

      – Так, Ваше Высочество, – признал он.

      Я свернул записку, припечатал ее углы сургучом и сходил до двери, вручив новому казаку. Повернувшись к камердинеру, процитировал Высочайшего брата:

      – Господь не оставил нас.

      – Как есть не оставил, – согласился Андрей.

      – Рассказывай про пятнадцать лет, – решил я скоротать время до получения разрешения посветить Андреича в «тайну памяти».

      Камердинер оживился, поправил усы и начал вещать о том, как маленький Георгий однажды спрятался так, что весь Гатчинский дворец сутки на ушах стоял.

      – А кто в старой печке сыскал-то? Андреич! – приосанился камердинер, закончив рассказ.

      Хороший дядька вроде. В дверь постучали, и получивший разрешение войти казак вручил мне ответ от цесаревича.

      «Андреич – твой самый преданный слуга, любезный Жоржи. Для нас всех будет лучше, если ты будешь с ним откровенен. С наилучшими пожеланиями, твой верный брат Никки».

      Девятнадцатый век, пик могущества эпистолярного жанра, и не писать же ему мне в ответ «ок»?

      – Андреич, ты можешь сослужить мне очень полезную службу, – решил я применить мужика правильно. – Здесь, – открыл ящик стола и достал оттуда стопку бумаг и обтянутую кожей книжицу. – Мои письма, мой дневник и прочее. Я их изучил, но многие имена мне ни о чем не говорят. Мне нужно многое вспомнить, и в этом мне поможешь ты.

      – Любую