Сны Лавритонии. Максим Антипенок

этими словами она поднялась по ступенькам, отодвинула засов и вошла внутрь.

      Плим посмотрел вниз, туда, куда указала старуха. За деревьями мерцал огонёк, а издалека доносился едва различимый плеск воды. Его внимание вновь обратилось к хибаре, в дверях которой только что исчезла старуха.

      Дом был старым, с покосившимся крыльцом, перила которого сколотили из грубых жердей. Крыша, кажется, покрытая дёрном и низкие окна со ставнями. Обычный дом, ничем не примечательный – ни тебе черепов с рогами, ни человеческих костей, как в сказках про ведьм. Но Плиму показалось, что за этой обыденностью скрывается нечто, что не вписывается в привычный человеческий уклад. Когда в одном из окон мелькнул слабый свет, он заметил, как старуха на мгновение глянула в его сторону и задёрнула занавеску.

      Плим глубоко вдохнул морозный воздух, борясь с нарастающим беспокойством, и направил возок вниз по тропинке.

      За деревьями дорога резко вильнула влево, и перед ним, словно из ниоткуда, возник сарайчик. Его окружал забор из заострённых прутьев акации. Над низкой дверью дрожал тусклый свет масляного фонаря, освещая калитку с петлями, скрученными из полос коры.

      Он осторожно приподнял и толкнул калитку, та, со скрипом поддавшись, открыла проход во двор. Плим завёл возок внутрь и заметил поленницу, сложенную за сараем, как и говорила старуха.

      Осёл вдруг забеспокоился, издал тревожный возглас и, попятившись назад, чуть не перевернул возок.

      – Тише, ты, – пробормотал Плим и погладил осла по шее.

      Его взгляд скользнул по углам двора. От разыгравшегося воображения казалось, что густая тьма оживает на границе света.

      Плим понукнул осла, чтобы тот стоял спокойно, и без лишних раздумий принялся разгружать возок. Поленья с глухим стуком падали на мёрзлую землю, но мысли не давали сосредоточиться на работе. Внутри нарастало неприятное, тягучее беспокойство. Плим попытался напеть одну из своих песен, чтобы развеять мрачное настроение, но слова застревали в горле.

      Что-то было не так, и он это знал. Внутренний голос, назойливый и упрямый, становился всё громче: «Ты понял это сразу, Плим. Как только увидел фонарь. Кто его зажёг? КТО ЗАЖЁГ ФОНАРЬ, ПЛИМ?»

      Он замер, прислонившись к возку. «Может, у старухи есть семья? Сын или дочь? И это они зажгли фонарь? Или же я что-то упустил там, на холме, когда задумался о деревне?» – мысли вихрем проносились в голове, но ни одна из них не приносила ясности. «Возможно, фонарь горел всё это время, пока старуха бродила по лесу?»

      Плим перевёл взгляд на дрожащий огонёк и пробормотал: «Нет. Это невозможно. Кто-то зажёг его. Кто-то, кто сейчас здесь. Значит, старуха живёт не одна. Значит, она врёт.»

      Он взглянул на осла, и вздрогнул, когда тот неожиданно фыркнул. Сердце заколотилось, заполняя уши глухим стуком. Этот звук был единственным, что нарушало напряжённую тишину. Что-то скрывалось за этими стенами, и, возможно, ответы были куда ближе, чем он хотел бы знать.

      Он бросил взгляд на