Калейдоскоп Брюстера. Гриша Поцелуйчиков

другой стороны – кто знает? Может, это не первый его опыт? И только так и можно? Ночью ведь все равно, где преклонить голову. И только утром, когда завернешься в тогу, пройдешься по коридору, посмотришь на бабушек, врачей, то поймешь до конца – сколь ничтожен по сравнению со всем этим твой абстинентный синдром.

      И только тогда он выйдет из тебя без остатка. И через полчаса ты уже будешь спешить к поджидающему во дворе лимузину, прижав к уху мобильник и целиком отдаваясь наступающему дню.

      Ну… Может, напоследок бросив прощальный взгляд на смирно лежащего под капельницей «юношу» под номером 23.

      (больницы, абстинентный синдром, ХХI век)

      Глас больных

      Голосовал я в больнице. Все честь по чести – на первом этаже была кабинка, давали настоящий бюллетень, избирательная комиссия непрерывно пила чай с бутербродами и пирожными (я несколько раз мимо них проходил), а в коридоре храпели: слева МЧСовец, а поближе к комиссии – полицейский.

      Потом комиссия ходила по палатам и коридорам, чтобы проголосовали лежачие больные. Старухи голосили: куда писать-то, что писать-то? Им объясняли. Ну, что с этим поделаешь? Больные!

      В нашей палате голосовали тоже двое лежачих. Один – очень похож на артиста Бортника. Смотришь и страшно становится. Прямо кажется, что он сейчас дернет на себе больничный халат и запоет: Собака лаяла – на дядю-фраера!

      – И за кого же ты проголосовал? – спрашиваю его.

      – За кого, за кого, за – Ивана Сусанина!

      И понимай, как знаешь.

      В девять часов, к концу выборов, у телевизора в коридоре собрались почти все наши больные. Те, кто доковылял.

      Через некоторое время стали передавать результаты опросов (exitpolls).

      Больные послушали и стали расходиться. В абсолютной тишине – никто не сказал ни единого слова. Стало даже как-то не по себе. Через пару минут в креслах у телевизора остались лишь задремавшие старухи.

      Я вернулся в палату. Выборы никто не обсуждал.

      (больницы, ХХI век)

      Реанимационное

      Реанимация маленькая, женщины от мужчин отделены простынями.

      Часа в четыре из женской части раздается крик:

      – Хочу писать! Хочу писать! Хочу писать!

      По голосу – женщина лет шестидесяти.

      Кричит очень долго – никто не подходит. Я то засыпаю, то просыпаюсь – опять кричит.

      Потом стало очень тихо. И вдруг недалеко от меня – какое-то шуршание. Смотрю – белый призрак идет куда-то по коридору.

      Из-за угла выскакивает сестра:

      – Вы куда собрались, вы с ума сошли, вам нельзя вставать!

      – Хочу писать! Я тужусь – а не писается!

      – Так вы писаете, все время писаете, у вас катетер вставлен, целую утку уже написали!

      С грехом пополам ее укладывают.

      Я засыпаю. Просыпаюсь снова от жуткого крика:

      – Сестра! Сестра!

      Прибегает сестра:

      – Что вам опять нужно? Снова – писать?

      – Нет. Дайте мне мою сумочку.

      – Какую