Калейдоскоп Брюстера. Гриша Поцелуйчиков

он зашептал совсем тихо, себе под нос:

      – …Вот… Светлана… останешься ты… Светлое пятно. И уже ничего не поделаешь.

      А потом, спустя минут пять:

      – Жалко!

      Прошло дня два, и я думал, что вся эта история уже забылась, и вдруг старик четко, ясно и громко сказал:

      – Ничего уже больше не будет!

      И я сразу почувствовал, что это он опять – про нее. Про – неизвестную Светлану.

      (больницы, женщины, ХХI век)

      Пламенный мотор. Сон

      Лежу в больнице. Но здание – другое, старинное, шикарное – с мраморными коридорами. Правда, надпись на больнице – обшарпанная. Напротив – Новодевичий монастырь.

      Палаты очень узкие, и поэтому со мной лежат четыре человека, а кровати выстроены вдоль стеночки. Я лежу у окна, а у двери – женщина.

      После утреннего обхода нас всех сморил сон. Но наискосок от палаты – доска с электросчетчиками, и один из них страшно начал гудеть. И вдруг наша соседка встает, достает какой-то инструмент и идет к этой доске. Гудение становится все тише. Я подхожу к ней, а она так уверенно копается отверткой в счетчике. Я с недоумением смотрю на нее.

      – Вы не думайте, – говорит она, – я – электрик. И вообще, эти счетчики сама и ставила лет десять назад.

      Счетчик перестает гудеть.

      Сон пропал. Я выхожу на улицу и сажусь на скамейку напротив монастыря. Со мной – тележка. На такие тележки раньше собирали посуду в столовых. На ней – все мои вещи. Какие-то сумки, книги.

      Я просто сижу, катаю тележку – туда-сюда, и ни о чем не думаю. И вдруг, внезапно, меня поражает мысль – если она так ловко починила счетчик, значит, также легко разберется с моим сердцем. Как же это мне сразу не пришло в голову?

      Я вскакиваю и бегу к больнице. Я точно помню, что моя палата – на четвертом этаже. Но я не могу туда попасть! Лифт доходит только до третьего, а лестницы на четвертый – нет.

      Я брожу по столовым, комнатам, заставленным книгами. Везде – люди, в основном – молодежь. Но не студенты, а скорее – пэтэушники.

      Тут я вспоминаю про тележку с вещами и бросаюсь на улицу. Тележка стоит на месте. И в ужасе застываю – ведь обратно меня могут не пустить, потому что у меня нет пропуска.

      Я иду на удачу, а охраны на посту – нет. И снова начинаю бродить по коридорам и комнатам, спускаться и подниматься по лестницам. Я понимаю, что теперь тележку уж точно увезли, а с ней пропали все мои вещи.

      И в конце концов я застываю посреди какого-то коридора, по которому прошел уже раз десять.

      И понимаю: я – в больнице, без вещей и документов. И свою палату мне уже никогда не найти.

      (больницы, сны, ХХI век)

      Чего-то грустно…

      Если бы каждый союз – например, дружба, отмечался торжественной церемонией… Навроде свадьбы… Относились бы мы к дружбе иначе?

      Садились бы потом в кружок, доставали фотографии: а вот это – наши свидетели, это – обмен кольцами (?), а это – после церемонии.

      Стол был – шикарный…

      Авторитет

      И в Махре все поменялось в начале 90-х. Начальство советской эпохи сдавало