Калейдоскоп Брюстера. Гриша Поцелуйчиков

же, пускай идет стричься.

      – Ваш мастер – Люда! – крикнули мне с ресепшн.

      Люда критически осмотрела мою голову:

      – Вы что, давно не были в парикмахерской?

      – Давно-давно, все как-то не досуг.

      – А-а-а. Это поэтому вашу голову словно ножницами истыкали?

      – Да я сам и истыкал. Как в ванную зайду, посмотрю на себя в зеркало, так и начинаю немедленно себя тыкать.

      – И сзади тоже? Вон у вас что тут творится.

      – Сзади – самое трудное место. Спереди – это как будто ты сам себя режешь, а вот сзади, вроде ты, но словно и не ты, а какой-то другой человек, потому что себя не видно. Если бы я кончал жизнь самоубийством, то обязательно попытался бы ударить себя именно сзади!

      Это все хорошо, но шок есть шок – Люда права, – подумал я. Когда же я последний раз был в парикмахерской? После 71-го года точно не был, если не считать армии. 70-й? Вряд ли. Пожалуй, году в 69-м. Это сколько же получается лет? Господи!

      – Люда, а вы знаете, что вы первый профессионал, который дотрагивается до моей головы за последние сорок лет. Точнее – за сорок один год!

      Люда испуганно посмотрела на мою голову, но ничего не ответила. Потом она заинтересовалась какой-то окантовкой, а мне стало почему-то стыдно признаться, что я не знаю, о чем речь, и я просто махнул рукой:

      – Кантуйте, где хотите!

      – Все, заканчиваем, – сказала Люда.

      – Затылочек будем смотреть?

      Я испугался.

      – Нет, что вы, я вам верю, – ответил я.

      – Надо посмотреть, а то придете домой, и вдруг вам не понравится.

      Она развернула мое кресло и поднесла к лицу круглое зеркало.

      Вид идиотский – вылезли щеки, борода клоками, – подумал я.

      – Простите, Люда, но как же я увижу свой затылочек? Тут только мое лицо.

      Люда посмотрела на меня, как на полоумного.

      Мне было очень стыдно в этом признаться, но я ничего не понимал.

      – Как-как? Ведите зеркало чуть вбок и увидите себя сзади.

      Она забрала зеркало и сделала это вместо меня. Передо мной мелькнуло и тут же убежало что-то очень похожее на затылок.

      – Все-все! Достаточно! – крикнул я. – Я вижу. У меня никогда не было такого хорошего затылка!

      (Москва, парикмахерская, ХХI век)

      Вечная молодость

      Опять – реанимация, больница. На круг у меня получается около 20 больниц за жизнь.

      И вот что интересно. Если исключить детство и армию – Белгород, Курск, Ивано-Франковск и Львов – я всегда в больницах был самым младшим. В армии, кстати, лежать было не так уж и плохо. Всего на это ушло больше четырех месяцев. Солдат лежит, а служба…

      Да. Только вот Курск… Это был окружной госпиталь, и лежал я на карантине. Это была единственная воинская часть и единственная больница за жизнь, из которой я не сумел удрать. Хоть на короткое время. А сладок миг, когда, попав уже со всеми потрохами под власть врачей, вдруг улепетываешь от них во все лопатки. По воле случая, по чьему-то дружескому расположению или так – по велению души.

      В