Грязные игры. Часть вторая. Мятеж полосатых. Вячеслав Юрьевич Сухнев

дребезжал безработный подстаканник.

      – Меня жена раскрыла, – пожаловался Седлецкий, когда бутылка наполовину опустела. – Она меня вычислила, Турсун. Столько лет за нос водил… Даже когда в Афгане работал.

      – Мне хорошо, – откликнулся Мирзоев. – У меня никого нет.

      – Что ж тут хорошего! – буркнул Седлецкий.

      И они долго молчали, рассеянно глядя в темное окно.

      – Мама была, – сказал наконец Мирзоев. – Нестарая еще – шестьдесят два… А меня в рейде потеряли. Ну, сообщили: смертью храбрых. Она и умерла. С тоски, думаю. Я даже на похороны не успел. Сестра давно замужем, почти не видимся.

      – Пора уходить из конторы, – задумчиво сказал Седлецкий.

      – Жены испугался?

      – С женой разберемся. Она-то поймет. О другом думаю в последнее время, Турсун… Я в Иране начинал. Потом – Афган. Потом дома стал работать – в Шаоне, в Закавказье. Теперь мы с тобой едем, брат, на российский юг. На российский уже! Сегодня – Ставрополь. А завтра? Ростов? Это ж моя родина! А послезавтра? Где явки будем закладывать? В Серпухове?

      – Мне все равно, – медленно сказал Мирзоев. – Могу и в Серпухове работать. Хороший город, зеленый. Тихий, главное…

      – А мне не все равно! Вот мы едем… Сделаем работу – наши нынешние воеводы усидят. Сберегут свои драгоценные задницы. Кого спасать собираемся, Турсун? Может, с помощью Ткачева нормальные мужики к рулю придут?

      – Не надейся, – сказал Мирзоев. – Какой же ты наивный… А еще профессор! Нет их больше, нормальных мужиков. Ткачев – первая сволочь. Он и поможет встать к рулю, как ты изящно выразился, такой же точно сволочи. И вообще, я на политические темы не говорю. С твоим настроением лучше сесть в обратный поезд.

      Седлецкий плеснул коньяка, усмехнулся:

      – За нас с вами и за хрен с ними, брат! Мой обратный поезд давно, к сожалению, ушел.

      – У меня вопрос, Алексей Дмитриевич, – сказал Мирзоев задумчиво. – Зачем нам ехать в Ставрополь, терять время и государственные деньги? Не проще было бы вызвать Ткачева в Москву, в родное министерство обороны и там арестовать? При Сталине так и делали – вызывали в Москву из-за любой заграницы. И ехали ведь люди! Понимали, что их ждёт, но возвращались. Подвывали от страха, но возвращались. За семьи свои боялись, за честное имя…

      – Ну, Ткачеву за семью бояться не нужно – изжили мы практику заложничества, дорогой Турсун. Потом в Кремле нет Сталина – некому жестко решать подобные коллизии. И Ткачеву нечего бояться за честное имя – он, думаю, и понятия о таком предмете не имеет.

      – Тем более! – не успокаивался Мирзоев. – Начальство знает, чего стоит Ткачев. Неужели боится взять этого нарцисса за причинное место?

      – Пока нельзя трогать этого, как ты изящно выражаешься, нарцисса, потому что начальство не знает настроения в войсках. Мы должны эти настроения изучить. Вдруг армия пойдёт за Ткачевым, как пошла когда-то за Корниловым?

      – Не смеши, – досадливо отмахнулся Мирзоев. – Корнилов и Ткачев?

      – Тогда