Повелитель мух (сборник). Уильям Голдинг

Да уж.

      Эрик, не вставая с корточек, смотрел, как Сэм складывает костер. Он поставил сухие прутья шалашиком, и вот заполыхал защищенный от ветра огонь.

      – Еще бы чуть-чуть, и…

      – Ух, он бы…

      – Раскипятился.

      – Ага.

      Несколько секунд близнецы молча смотрели в костер. Потом Эрик хмыкнул:

      – А он жутко тогда кипел, да?

      – Тогда, из-за…

      – Костра и свиньи.

      – Хорошо еще Джеку попало. Не нам.

      – Ага. А помнишь в школе Вспыха-Психа?

      – Вы-до-ве-де-те-ме-ня-до-безу-у-умия, юноша!

      Близнецы закатились в своем неразличимом хохоте, но вспомнили тьму и кое-что другое, осеклись и стали беспокойно озираться, а потом снова уставились в принявшееся уже за шалашик пламя. Эрик разглядывал мечущихся букашек, лихорадочно и безнадежно пытавшихся выбраться из огня, и вспомнил тот первый костер – там, на круче, где теперь было черным-черно. Вспоминать про это ему не хотелось, и он перевел глаза к вершине.

      Жар приятно бил в лицо. Сэм развлекался тем, что, подбрасывая ветки, наклонялся к самому костру. Эрик держал ладошки над костром как раз на таком расстоянии, что еще чуть-чуть ближе – и обожжешься. Его праздный взгляд блуждал поверх огня и наделял сведенные тьмой к плоским теням ночные глыбы их дневной объемностью. Вон там та большая скала, и три камня, и еще расщепленная скала, а дальше щель, а там…

      – Сэм!

      – А?

      – Нет, ничего.

      Пламя пожирало ветки, корчилась и отваливалась кора, трещало дерево. Шалашик рухнул, разметав над вершиной широкий круг света.

      – Сэм…

      – А?

      – Сэм! Сэм!

      Сэм раздраженно глядел на Эрика. Застывший, уставленный взгляд Эрика ужаснул Сэма, потому что Эрик смотрел на что-то у него за спиной. Сэм перебрался к нему, сел на корточки рядом, тоже посмотрел. Оба вцепились друг в дружку и замерли – четыре немигающих глаза, два разинутых рта.

      Далеко внизу лес охнул и загремел. На головах у них забились волосы, пламя подсеклось и сломалось. В пятнадцати ярдах от них хлопала вздутая ткань.

      Ни один не вскрикнул, только крепче вцепились друг в дружку, и у них отвисли челюсти. Так сидели они секунд десять, пока огонь окатывал вершину искрами, дымом и прерывистым, хлещущим светом.

      Потом сразу оба, будто в нераздельном ужасе, они перебрались через скалы и бросились наутек.

      Ральфу снился сон. Он уснул наконец, бог знает сколько времени шумно проворочавшись в сухих листьях. Даже стоны и выкрики из других шалашей не достигали его, потому что он был далеко, он был там, где раньше, и он кормил сахаром пони через садовый забор. А потом кто-то затряс его за плечо и сказал, что пора пить чай.

      – Ральф! Проснись!

      Листья загремели, как море.

      – Ральф! Проснись!

      – А? Что?

      – Мы видели…

      – …зверя…

      – Совсем