Когда часы пробьют вчера. Марина Повалей

тетрарха, в лучах полуденного солнца. Бедный комиссарский лоб покрылся испариной, и кондиционер не спасает.

      Ну ещё бы. Какой здесь этаж? Пятидесятый? Чересчур близко к светилу…

      Миндальничать с очередной Совинской девкой можно сколько угодно, но гавёная вежливость, лично мне, мало когда в чём помогала.

      В этот момент пролетающий за окном мазмобиль как раз загородил пекущий фонарь, чем отвлёк господина Глухарёва.

      – Ай, какая красавица! Ай, какая умница! Давай, милая, позолоти провидице ручку, всю правду расскажу, ничего не утаю! – воспользовалась я заминкой, взяла огонь, в лице салоедки, на себя.

      Буквально грудью закрыла доблестного комиссара Глухарёва.

      Не ради него, себя.

      Просто по привычке, болтаю первое, что приходит на ум. Лишь бы не плакать, не от зависти и злости, а от жалости. К себе. Потому что даже этой… да будь она какой угодно положительной – для Влада она обслуживающий персонал. Для неё у него нашлось хоть что-то. Для меня за два года не нашлось ничего, кроме отвращения.

      – Нне надо! Пожалуйста! – секретарша сморщилась, её руки нырнули под стол, и тут я увидела живот. Ещё небольшой, но прекрасно заметный по худосочной фигуре, она обхватила его руками, защищая.

      Святой Господи! Он сделал ей ребёнка…

      – Релия, что здесь…

      Он даже не успел нас, как стоит, разглядеть. Подбежал к своей… подбежал к ней бегом! Губы поджаты, острые скулы ходят ходуном. Два шага, и он присел, взяв её руки в свои.

      – Что случилось? Что-то с ребёнком? Твою мать, не молчи! – мой муж потряс её за плечи.

      В эту минуту сбывалась моя дебильная мечта: Влад Совин заботится обо мне, я ему не безразлична, и я ношу нашего малыша.

      Я, да не я.

      Сейчас при свете дня я оценила: за девять лет Хорёк вырос. Из сухощавого он стал гибким и сильным, из равнодушного – собранным. Но не со мной.

      Тем хуже.

      – Нет, господин Совин…

      – Влад, Релия, мы договорились.

      – Влад, да Влад. Всё хорошо, немножко прихватило, но уже всё прошло.

      Президент консорциума выждал паузу.

      – И всё-таки, тебе хватит работать. До конца срока будешь отдыхать!

      Господь Всемогущий! Да я сейчас разрыдаюсь от умиления: тревожный отец и активная мамочка. Всё, как в лучших мечтах идиотки!

      Мелким переливом запели мои браслеты.

      Рука комиссара у меня на локте – поздно, вот она цепная реакция:

      – Всё это очень трогательно. Пожалуй, мы пойдём, а вы тут продолжайте… – слова встали в горле. Он едва повернулся на звук моего голоса, но смотрит так удивлённо! Продолжая сидеть, снизу вверх, в этом определённо что-то есть… как же я тебя ненавижу! – Чем бы это ни было – продолжайте!

      Наверное, вся моя ненависть отразилась во взгляде, Влад дёрнулся, а я разорвала зрительный контакт, не стала ждать господина начальника.

      И вот помню же: “как вы можете говорить доброе, будучи злы? Ибо от избытка сердца говорят уста”. Молчание – золото!

      – Подождите! – этот Хорёк закрыл собой дверной проход. Клянусь