Байки старого зимовья. Георгий Павлович Баль

согреется, помоет супруга, полка косо – дом ведет – стекла в окнах лопаются. Так и жили, соседским курам на смех. На работе от подначек не продохнуть было, а я свою дуринду любил, и Димку жалко. Пацан растет, бегает. Лопотать начинает. Такое один раз загнул, что пришлось отхлопать. Дуринде ; – Ты зачем ребенка материться учишь ? А та; – Это не я, это мама. Что бы ребенок быстрее говорить научился. Не хрена себе педагогика. Песталоцци чертова. В детском садике спрашивают; кто твоя мама? , кто твой папа? Димка отвечает; Мой папа – Толик, самый главный алкоголик. Бабушка научила. Кому мама, кому бабушка, а кому теща, что бей пусто было.

      У бригадира день рождения. Работали на Прокурорском ключе, мост латали. Бригадир выставил. Посидели, как положено. Нет, сначала работу сделали. Да там и делов было, двумя пальцами высморкаться. В вахтовке ехали с песняками. Надо бы было мне с мужиками в тайгу зарулить, так нет, как приличный муж с работы домой.

      – Заявился, зятек … .

      Завела короста от самого порога. Мы на Прокурорском ключе еще только по стаканам разливали, а теща уже унюхала, что зятек выпивает. Какое ей дело, не на ее же кровные пью . Нет, надо нарисоваться. С трезвым, стерва не связывается, а над выпившим можно и поглумиться. Выпивший в России всегда виноват. Менты разбираться не будут; сколько, с кем, по какому поводу. Вернее, не захотят, зная сволочной характер моей тещи. Весь кайф паскуда, обломала. Я с ней вначале по-хорошему.

      –Теща, вы говорят, в школе хорошо учились?

      – Да не чета, тебе придурку.

      – Вот , вот старая, географию хорошо знаете. Так и идите. Идите вы …, или пока не заблудитесь.

      Крошку то я один раз и навсегда отучил руками махать, а эта, дура дурой – когтями мне в рожу. Не спорю, может быть и не рассчитал маленько, но уж очень хотелось приложиться. Вытрезвителя мне все равно уже было не миновать. Так я и приложился – один раз за себя, второй раз за тестя. От себя от души, а от тестя лишку было. Ноги то у нее больные и падала вроде на мягкое место, да какое там мягкое место, кости аж звякнули, но толи я ей шею свернул, толи она головой болезной ударилась. Лежит головенка набок, бледная, не дышит. Все, убил тещу, а ведь посадят как за человека. Перед глазами ключ Прокурорский в зеленых кущах, вода хрустальная на перекатах, в конце струи хариус играет, мошку бьет. Гори изба пропадом. Схватил ружье, набросал в рюкзак, что под руку попалось и к мотоциклу. Гнал, пока бензин был в баке. В зимовье только очухался. Почухался, стал думать, как жить дальше. Припасов на первое время хватит. Хлеба маловато, так сухари в зимовье есть. Да и раньше – не то, что нонче, зимовья не зорили. В любом припасов месяц живи. Вот и зажил я. А ночи все длиннее. В курточке по утряни озноб прошибает. Волей неволей пришлось выходить на трассу. А че, тормознул КРАЗ. С водилой перетолковал. Он думал меня куда подвезти надо. А я объяснил ему, что бичевать не хочу, а люди надоели, вот решил в тайге пожить. Посмотрел он на меня с подозрением, но лишнего не спрашивал. Договорились; я ему рыбы соленной, мясо, брусники,