Теорема любви. Наталья Демарко

надежды снова светило всем. Но чем решительней наступала весна, тем яснее становилось, что Татьяна склоняется наконец сделать выбор.

      Танцевальному клубу наскучили дворцовые реверансы, и Терпсихоров охотно отступил, освободив место национальным ритмам. Особый интерес вызвали латиноамериканские танцы, и Татьяна начала разучивать с группой сальсу, румбу и ча-ча-ча. Девушки занялись пошивом костюмов. Для Дёмина была подготовлена отмазка про «зажигательные танцы свободолюбивых жителей бедных окраин Рио-де-Жанейро», где (шёпотом добавлял Корнеев) «все ходят в белых штанах».

      Латиноамериканские ритмы лучше всего давались Роману. И Татьяна всё чаще выбирала его, когда надо было показывать парные движения. Румба была освоена наполовину, когда Роман рискнул пригласить Татьяну в кино. Она мило улыбнулась и согласилась. Паритет рухнул. Витька и Эдик вздохнули и отступили.

      Завкадрами знал, что теперь танцевальный клуб собирается чуть ли не каждый вечер. Именно это обстоятельство и было заявлено, когда он в категоричной форме намекнул Терпсихорову, что пора продемонстрировать результаты культмассовой работы. Филидор Жоржевич вздохнул и попросил Таню подготовить программу отчётного концерта.

      Концерт был назначен на последнюю неделю апреля. Танцоры репетировали каждую свободную минуту, не обращая внимания на косые взгляды коллег. Приплясывали в курилках и в очереди в столовой. Дискутировали в первой и третьей позициях. Боком скакали по коридорам. Грациозно скользили по лабораториям среди столов и приборов. Я лично наблюдал, как Корнеев, сидя за пишущей машинкой, верхней частью тела печатал, а ногами выделывал какие-то па. Отдел Линейного Счастья, среди сотрудников которого было много участников клуба, и вовсе стал походить на бродвейский мюзикл больше, чем на научно-исследовательское подразделение, благо Киврин был не против. Девушки метались между лабораториями, танцполом и швейными машинками. В лабораториях и у швейных машинок всё чаще оказывались дубли. В помещении клуба танцев ночами напролёт горел свет. Директор терпеливо закрывал на это глаза и с улыбкой слушал ворчания Камноедова про перерасход дармовой электроэнергии и протёртый паркет. Сашка Дрозд рисовал афишу.

      Наконец назначенный вечер настал. Терпсихоров хотел провести концерт скромно, в помещении клуба. Но завкадрами настоял на большом актовом зале. Сцена оказалась мала для танцев и решили перевернуть всё с ног на голову. Из актового зала вынесли большую часть стульев, а из оставшихся устроили места для пары десятков зрителей на сцене. Ещё было примерно столько же мест вдоль стен. Собственно, большого наплыва желающих посмотреть и не ожидалось, но Дёмин лееял мечту заманить хоть ненадолго директора, чтоб отчитаться о выполнении.

      К семи часам вечера танцоры сбежали из лабораторий. К восьми начала собираться публика. В основном это была молодёжь. Те, кто дружил или соседствовал с танцорами, пришли их поддержать. Я пришёл из-за Стеллы, занял условно сидячее место на краю сцены и приготовился фотографировать для стенгазеты.

      В