Теорема любви. Наталья Демарко

но и через день, и через два колено профессора болело, и болело всё сильней. Теперь Татьяна могла не опасаться случайно столкнуться с Хунтой – она чувствовала его приближение. Приближение боли.

      Она перечитала все справочники, какие сумела достать, но что было в них толку, если она не могла даже осмотреть пациента? Она была готова придумать любой повод, только бы не оказываться на этаже отдела Смысла Жизни, но уходя оттуда, продолжала мучиться ещё больше. На третий день она пришла, села за свой стол, посидела полчаса и решила пойти куда глаза глядят, и не важно, что ей за это будет. Она уже встала, чтобы воплотить эту безумную идею в жизнь, когда в лаборатории зазвонил телефон, и завлаб, почтительно выслушав звонившего, подошёл к её столу и негромко сказал, что профессор просит зайти к нему в кабинет.

      Первой мыслью Татьяны было послать профессора в Тартар. Второй – только бы не побежать! До самой двери, до последнего шага она сдерживала себя, сдерживала даже когда уже шла по ковру в его кабинете.

      Лицо профессора было серым, под глазами лежали тёмные круги бессонных ночей. Он всё-таки попытался подняться, когда она вошла. Судорога боли передёрнула его черты. Хунта тяжело опёрся на стол, стоя на одной ноге.

      – Татьяна Васильевна, – произнёс он хрипло, – вы, как я понимаю, догадываетесь…

      – Сядьте, ради всего святого! – взмолилась Татьяна. Хунта опустился в кресло.

      – Я хотел…

      – Позвольте мне осмотреть вашу ногу.

      – Именно об этом я и хотел вас просить, но…

      Таня не стала дослушивать, он не стал договаривать, потому что договаривать было нечего. Только успел мысленно дать команду двери запереть замок.

      Татьяна быстро опустилась на пол и аккуратно закатала брюки на его ноге. Вопреки её ожиданиям, внешних проявлений травмы не было. Ни отёка, ни гемартроза, ни гематомы.

      – Почему вы сразу не обратились к врачу?

      – Я…

      – Нет, простите, я не имею права об этом спрашивать.

      Татьяна свела кисти полусферой над его коленом и зажмурилась – сильная боль обжигала, как угли. Хунта скрипнул зубами. Он понял, что Татьяна хочет снять боль, но не знал, как она будет это делать.

      Таня не видела причину, не знала, что лечить. Оставалось только одно – сейчас обезболить, а потом разбираться. Сжать в руках горячие угли и терпеть. Терпение должно было победить. Обязано было.

      Татьяна закрыла глаза, перестала дышать и замерла. Ей понадобилось время, чтобы огонь боли начал слушать её. А когда это наконец произошло, она тихо запела. Из угла эхом отозвалась то ли флейта, то ли скрипка.

      Хунта огляделся. Он много повидал на своём веку, но такое видел и слышал впервые. И впервые испытывал на себе. Он ждал, глядя на склонённую голову Татьяны, и прикидывал шансы неопытной девушки добиться результата. По его оценкам, шансы были невелики. Но он опять ошибся, и это поразило его едва ли не больше, чем ощущение прохлады в колене. Боль гасла, догорала. Несколько раз огонь пытался вспыхнуть вновь, но руки Татьяна пресекли эти попытки.

      Когда под ладонями стало прохладно, Татьяна разъяла руки. Флейта смолкла,