Теорема любви. Наталья Демарко

не бывает, – подтвердил Эдик.

      – Однако Невструев одобрил, – сообщил Витька.

      – Эрго бибамус5, – подытожил Роман. Витька сотворил четвёртую рюмку для меня и разлил коньяк. Я неуверенно протянул ёмкость, рассчитывая чокнуться. Не поминки же.

      Мы всё-таки чокнулись. Выпили. Молча поставили рюмки. И снова уставились на коньяк.

      – Слушайте, но это действительно неожиданно, – сказал я, чтобы хоть как-то взбодрить магистров. – Мне показалось, что на том январском экзамене Хунта был совсем не в восторге.

      – И тем не менее это даже не факт, а то, что есть на самом деле, – сказал Роман.

      В целом я понимал, что так огорчало магистров. Работа Татьяны в другом отделе ограничивала возможности общения с ней, по крайней мере в рабочее время, а рабочее время в нашем институте могло занимать 24,5 часа в сутки. Но все «неурочки» были исключительно добровольными. В чуть более выгодном положении оказывался Корнеев – отдел Универсальных Превращений занимал правое крыло шестого этажа, а отдел Смысла Жизни находился на седьмом.

      – Будем, – мрачно сказал Эдик. Мы присоединились.

      – Но я всё равно не понимаю, что вас так огорчает, – сказал я, прожевав лимонную корку. – Ну, поработает она у смысловиков, подучится. Это же не навсегда.

      – Что-то я не помню, чтобы кто-нибудь уходил от Хунты, – заметил Витька.

      «А ведь верно, – подумал я. – На него жалуются, но из его отдела не переводятся. Интересно, почему?» Впрочем, из всех недостатков человеческих за профессором числились разве что повышенная вспыльчивость, слегка превышающий норму педантизм и неразборчивый почерк. Он был требователен к своим сотрудникам, но и к себе тоже. Всегда держал дистанцию, но это всё-таки лучше навязчивости Мерлина или вечного «мон шер» от Выбегаллы6. Был неразговорчив, а когда говорил, то нередко выражался столь витиевато, что чтобы отличить его язвительное замечание от комплимента, требовалась специальная подготовка. Однажды смысловики решили извлечь из своих филологических мучений хоть какую-то пользу и выпустили к 1 апреля «Краткий толковый словарь хунтовщины». Машинописное издание мгновенно разлетелось по институту и стало настольной книгой для желающих вербально уничтожить оппонента. А сотрудники отдела Абсолютного Знания даже включили ссылки на этот словарь в опубликованную статью о совершенной непостижимости истинного смысла слов. Надо отдать должное чувству юмора профессора – он написал на словарь рецензию, но чтобы понять её, требовался уже не краткий, а полный словарь. Как учёный Хунта был безупречен. Безупречность вообще была его кредо.

      – Меня терзает одна мысль, – прервал мои размышления Эдик. – Я подозреваю, что Хунта взял её не просто так. Не исключено, что он собирается использовать её…

      – Что?! – разом подскочили мы.

      – Да подождите, дайте договорить! Использовать её в своих исследованиях. Она ведь необыкновенный человек. Чистая душа.

      – Добрая, – согласился Витька.

      – Бескорыстная, –

5

Ergo bibamus – итак, выпьем (лат.)

6

Как правильно пишется и звучит фамилия Амвросия Амбруазовича, точно не известно. В документах встречались оба варианта: с окончанием -о и с окончанием -а. Сам профессор возмущался, когда видел или слышал второй вариант. Но нельзя отрицать тот факт, что в речи сотрудники института всегда склоняли его фамилию. Я буду в этом тексте поступать так же. (Прим. А.И.Привалова)