Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 2. Яна Анатольевна Седова

любопытные слова самого священника:

      «Власти искусственно стараются во что бы то ни стало показать меня бунтовщиком, политическим преступником. Очевидно, они мне просто мстят. Это похоже на дуэль между полицейской и духовной властью. Я от глубины души готов умереть, открыто пред всем миром исповедуя свою невиновность в навязываемых мне преступных замыслах. Вот уже 12 дней нахожусь среди массы народа, однако не воспользовался им ни как бунтовщик, ни как бродяга Гапон. Не могу стерпеть тяжких нравственных обид, оскорблений со стороны тех, которые должны бы мне оказать сочувствие, нравственную поддержку, уважение. Боже мой, что будет с Россией? Я сильно болею душой, мне лучше умереть».

      Пока остается опасность ареста, увещевания тщетны – вот что, в сущности, доложил преосвященный Гермоген.

      Телеграмма епископа была так ярка, что Лукьянову поневоле пришлось сделать официальный запрос Столыпину – какие такие казачьи войска стянуты к Царицыну.

      Для публики взгляды духовенства были изложены Радченко на страницах «Колокола»: «С радостью наблюдается его [о. Илиодора] склонность к переселению в Новосиль, но всякий раз, когда доходят до него вести о готовящихся против него мерах полицейского воздействия, о. Илиодор как-то снова ожесточается, и владыке приходится начинать работу снова».

      Таким образом, к 23 марта обе стороны довели до правительства свои точки зрения в предельно четкой форме. И архиерей, и губернатор заявили о своем бессилии в присутствии противной стороны.

      Этот день – 23.III – стал переломным. В 6 час. вечера Столыпин был у Государя с докладом. По всей вероятности, испросил полномочий. Но получил ответ: «Петр Аркадьевич! Вы кашу заварили, вы и расхлебывайте. Берите Илиодора из монастыря: он мне не нужен, но берите так, чтобы ни одна старушка не была тронута».

      Вернувшись из Царского Села, в полночь Столыпин отозвал Стремоухова из Царицына:

      «Прошу ваше превосходительство до новых с моей стороны распоряжений не принимать никаких принудительных мер по отношению к Илиодору, точно так же не должны приниматься и усиленные полицейские меры вокруг монастыря, кроме необходимых для поддержания порядка и спокойствия. Если преосвященный Гермоген не нуждается в вашем содействии и вы признаете ваше пребывание в Царицыне не достигающим цели, разрешаю вам возвратиться в Саратов».

      Одновременно Столыпин известил обер-прокурора, что «ни о каком нападении и осаде монастыря, стягивании казачьих войск, патрулировании полиции кругом монастыря и усилении таковой у ворот подворья не может быть и речи и сообщение о сем епископа Гермогена не соответствует действительности».

      У Стремоухова сложилось впечатление, что решение Столыпина связано с его предупреждением о предстоящем беспрецедентном деле. Ранее, дескать, министр ничего не знал, а Курлов действовал по собственной инициативе, отдавая распоряжения «за министра». Эта мысль проскальзывает даже в докладе губернатора Столыпину 8.V.1911: