Два царя. Валентина Карпицкая

отрядом стрельцов.

      – Будет вам святой вечер! Горя у нашего благочестивого царя полная котомка – бери не жалко, оделит каждого! – скакал и плясал в толпе юрод.

      – Чего расплясался, бездомок! Болтаешь языком, что овца хвостом, – сердито зыкнул некто на дурачка.

      На Волховском мосту встретил царя владыка Пимен и хотел осенить хозяина земли Русской крестом и чудотворной иконою.

      Но Грозный сказал архиепископу:

      – Злочестивец! В руке твоей не крест животворящий, но оружие убийственное, которое ты хочешь вонзить в моё сердце с своими единомышленниками, здешними горожанами! Вздумал нашу отчину, этот великий богоспасаемый Новгород, предать иноплеменникам, литовскому королю Сигизмунду-Августу! Отселе ты уже не пастырь, а враг церкви, хищный волк, губитель! – и направил войско прямо на людей.

      Шарахнулись новгородцы в недоумении, расступились, пропуская царёву рать.

      – Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас! – крестились в страхе, предчувствуя беду неминучую.

      И не ошиблись. Повелел Иоанн своим доверенным людям узнать истину и вскрыть измену, и те учинили обыск в Софии. Найдя же за образом Богоматери письмо на латинском языке о сдаче Новгорода Литве, представили государю. Выхватил он его из рук и захохотал зловеще: большего доказательства не требовалось.

      В Софийском храме шли последние приготовления к празднованию Рождества Христова. Пономари уже убирали амвон и по стародавнему обряду устанавливали халдейскую печь, разрисованную изображениями и украшенную позолоченной резьбою, когда самодержец с опричниками вошёл к архиепископу. Высокий, статный, важного вида Пимен склонил перед царём голову:

      – Извольте, государь мой, – произнёс смиренно. – Милости прошу на «вечерю».

      Иоанн со всеми боярами сел за стол, накрытый белым столешником. Подносчики подали кутью – ячменную кашу с изюмом и грушевый взвар. Начали есть. Государь, с трудом сдерживая себя, пристально посмотрел на митрополита.

      – Скажи-ка, любезный владыка, не глядел ли ты на небо в эту ночь откровений? Не просил ли Сына Божия о замене царя? – спросил хмуро и, не дожидаясь ответа, вдруг завопил во весь голос: – Это ты начал сие злое дело! Ты изменил своему государю! И по твоей вине кровь прольётся!

      Воины, ждавшие сигнала, со своих мест повскакивали и, опрокидывая столы, набросились на богатую казну архиепископа. Золотые ризы, священные сосуды, подсвечники, обнизанные изумрудами и яхонтами образа – всё стали сваливать в мешки и выносить из храма.

      Иоанн же с глумливой улыбкой подошёл к побледневшему от волнения Пимену:

      – Бесовский угодник! Чаял из меня дурака-шута сделать? – спросил, глядя в глаза. – Надевай сам дурацкое платье! Схватить его! Выкинуть вон из монастыря! – Царь грозно указал перстом на владыку.

      Архиепископа немедленно взяли под стражу. С него тотчас сорвали облачение и нарядили в скоморошью одежду. С хохотом усадили на белую кобылу, сунули в руки бубен и повезли с позором по улицам Новгорода.

      – Тебе пляшущих медведей водить, а не сидеть владыкою! – кричали царёвы