Прощание с котом. Хиро Арикава

новый год, но Цутому по-прежнему проводил все время за подготовкой к экзаменам. Цутому все сдал. Когда во дворе у дома зацвела сакура, парень надел пиджак со стоячим воротничком, которого Хати раньше не видел, и отправился в новую школу.

      Цутому сразу же вступил в бейсбольный клуб. Похоже, команда оказалась сильной, а требования высокими – парень тренировался еще усерднее, чем раньше, и каждый день приходил домой весь перепачканный.

      Со временем листья сакуры начали опадать, и с веток дерева во дворе посыпались гусеницы.

      – Давайте его срубим, – каждый год предлагали тетя и сестра, настолько они не любили гусениц.

      – Не говорите так. Это дерево – символ, – всегда отвечал дядя.

      Бывало и так, что на плечах Цутому, когда он возвращался со школы, вдруг оказывалась гусеница – сестра с тетей кричали от ужаса.

      Как-то раз личинка попала в дом и медленно ползла по коридору. Стоило сестре с тетей заметить ее, они сразу подняли шум.

      Я справлюсь! – решил Хати и наступил на гусеницу передними лапами, но через пару секунд почувствовал жжение.

      На кошачий вой первым примчался Цутому.

      – Хати, что с тобой? – удивился он, но тут же понял, в чем дело. – Гусеница ужалила?

      – Но они ведь не жалят, да? – засуетилась сестра.

      – Большинство – нет, но и такие бывают, – ответил средний брат.

      – Ой! Убери ее, убери!

      Пока брат расправлялся с гусеницей, Цутому протер лапы Хати дезинфектором.

      – Стоит, наверное, мазью от укусов обработать? – предложила тетя. – На всякий случай.

      – Не надо, Хати ее слизать может. Если опухнет, съездим завтра в ветклинику.

      Средний брат вернулся с улицы и ласково потрепал Хати по макушке.

      – Дурашка, от тех, кто может тебя ужалить, лучше держаться подальше.

      – Решил, раз гусеница медленнее его, он запросто с ней расправится!

      Хати задели резкие слова сестры, но Цутому тут же за него вступился:

      – Молчала бы. Хати знает, что вы с мамой терпеть не можете гусениц, вот и решил с ней разобраться. – Цутому отлично понимал кота.

      Сестра ненадолго задумалась и извинилась, а еще чуть позже угостила Хати вкусняшкой.

      Лапа еще какое-то время болела, но не настолько, чтобы нужно было идти к ветеринару.

      Вскоре сезон гусениц закончился. В один вечер им позвонили.

      Трубку взял дядя – он только вышел из ванной.

      – О-о, давно не слышал твоего голоса! Как поживаешь? Ясно-ясно. А как там Норико-тян? – весело болтал дядя, расхаживая по дому в одних трусах и не обращая внимания на недовольную гримасу дочери. – О, отличная мысль! Приезжай, конечно, Хати будет ждать.

      – Кто звонил? – спросила тетя, когда муж повесил трубку.

      – Представь себе, Сатору-кун![5] Который нам каждый год новогодние открытки шлет.

      Хати навострил уши. Имя, которое произнес дядя, словно электрический разряд пронеслось по всему его телу.

      Сатору…

      – А, племянник Норико-тян?

      – Да-да.

      – Он подобрал Хати, когда тот

5

– кун (яп. «ты») – более «теплый», чем – сан, но все еще подходящий для формального обращения суффикс.