Любовь и предрассудки. Эмилия Остен

он же тебя не раз видел до твоего отъезда из Англии… – Заметив, что Бланш не привела в восторг такая перспектива, Луиза успокаивающе заметила: – Не волнуйся, он никогда не нарушит наш маленький заговор, даже если он тебя узнает – в чем я вовсе не уверена, после того как увидела тебя сегодня… Да, между прочим, – перебила Луиза сама себя, – покажись ты в подобном облике тогда, выйдя из дилижанса, я решила бы, что ошиблась и что-то перепутала – и ты приедешь следующим… Да, так вот, ежели крестный вдруг таки узнает тебя, я все ему объясню. Так что отдохни и обязательно возвращайся к нам! – договорила Луиза уже на пороге.

      Едва за подругой захлопнулась дверь, Бланш перестала сдерживаться, и слезы хлынули из ее глаз настоящими потоками. Природная итальянская живость характера, вспыльчивость и сильные эмоциональные вспышки, обычно строго контролируемые девушкой, воспитанной в английском пансионе, в особо острые моменты неизменно брали верх. Правда, случалось это крайне редко и, как правило, без свидетелей, и Луиза, с раннего детства привыкшая к внешнему спокойствию, выдержанности и твердому характеру старшей подруги, была бы непритворно изумлена, задержись она в комнате Бланш еще на пару минут. Напряжение, в котором та находилась последние дни, ожидая приезда в Грэммхерст-холл жениха Луизы, усилившееся до крайности в момент встречи с Арнольдом лицом к лицу, выплеснулось в потоке слез, промочивших насквозь подушку, куда девушка уткнулась, едва за подругой захлопнулась дверь. Рыдания перемежались бессвязными восклицаниями, смысла которых уловить было бы невозможно, и только спустя полчаса перешли в тихие всхлипывания, когда, совершенно обессиленная этим взрывом, Бланш медленно поднялась и подошла к зеркалу в тяжелой темной раме.

      – Красавица, – ехидно пробормотала она, разглядывая собственное раскрасневшееся лицо, круги под глазами и мокрые дорожки на щеках. – Просто невероятная красота. И краска вся размазалась… Да уж, выходить в таком виде нельзя. И грим придется наносить заново.

      Она медленно повернулась к тумбочке, на которой стоял кувшин и прочие принадлежности для умывания, и занялась приведением своего лица хотя бы в относительный порядок.

      Мысли ее оставались в полнейшем хаосе, но главным, что приводило девушку в самое непереносимое отчаяние, было осознание – она по-прежнему любит Арнольда. Несмотря ни на что. Да, он позабыл о Бланш, по-видимому, едва ее след простыл на английских берегах. Да, он не ответил ни на одно письмо и вряд ли вспоминал о ней все эти годы. Да, он собирается жениться на ее лучшей подруге и, кажется, даже влюблен… но тогда, тогда почему он смотрел на Бланш таким внимательным и обеспокоенным взглядом? Почему спросил про сестру? Подумаешь, похожие фамилии… Неужели он ее все-таки узнал, несмотря на все усилия изменить внешность и сохранить тайну? Нет, вряд ли. Скорее, просто смутные ассоциации вызвала… Но почему, почему он изменил ей так скоро? Она ведь верила ему, верила каждому слову – что он напишет, приедет… что они будут вместе. Только надежда на это дала ей силы пережить первые, самые тяжелые месяцы в Италии, а потом…