Черное Безмолвие. Кирилл Кудряшов

чтобы уйти, и я говорю ему в след:

      – Ты еще не видел аморфов и медведей! Вот это – чудовища.

      – Я уверен, таких красивых как вы, мне больше не увидеть. – отвечает он, не оборачиваясь.

      Интересно, был ли это комплимент? Ладно, не последний раз видимся, я на тебе еще отыграюсь за сравнение меня с аморфами…. Однако, с тех пор как мне стукнуло тридцать пять, я могу перечесть по пальцам, когда меня называли красивой. Или дело не во мне, а в войне?… Припоминаю фразу из Белянина: "Ну, если выбирать между ней и ядерной войной"…. Нашим мужчинам выбирать не приходится.

      Бодро вышагав двадцать два лестничных пролета я оказываюсь возле крепкой стальной двери – кабинет Сырецкого располагался в глубочайшем подвале, повредить которому могло бы разве что точечное попадание термоядерной ракеты в бункер завода (хотя разве можно упоминать рядом два термина: "термоядерный взрыв" и "точечный удар"?). И эта дверь – еще не вход в его кабинет, она ведет лишь в прихожую, в которой постоянно дежурят четверо охранников. Бывшие десантники, за предвоенные годы прошли столько горячих точек, что только диву даешься – где они столько локальных конфликтов надыбали… Серьезные ребята. Я приветливо улыбаюсь им, и они кивают мне в ответ. Здесь пропуска не спрашивают, по крайней мере, у меня. Хорошо еще, что меня теперь можно узнать – лицо не покрывает слой запекшейся крови и грязи, одежду я, конечно, ухайдокала, как могла, катясь кубарем по Черному Безмолвию, но все равно, похожа на человека, а не на заблудшего аморфа с лицевым тиком.

      Охранник, стоящий у двери в дальнем углу прихожей, даже берет под козырек, когда я подхожу к нему.

      – Петр Михайлович ждет вас. Просил проводить к нему, как только вы появитесь.

      – Спасибо за заботу. – отвечаю я. Проводить меня, как только я появлюсь?! Посмотрела бы я на то, как ты, хваленый спецназовец умершего мира, остановишь бегунью, сыну которой грозит опасность! Не пришло еще то время, когда начальство будет заставлять бегунов ждать в приемной.

      Входу. В кабинете, возможно, последнем рабочем кабинете в городе, меня уже ждут четверо. О том, что именно ЖДУТ, можно догадаться по их лицам, обращенным ко мне. На всех них отчетливо читается: "Ну, наконец-то".

      Сырецкий восседает за столом, поправляя очки, видимо, чтобы лучше меня рассмотреть. Трое бегунов поднимаются со стульев, приветствуя меня молчаливым кивком головы. В этом кивке не только шаблонное "Добрый день, коллега", но и понятное только нам: "С возвращением, Ира. Могла, ведь, и не вернуться. Молодец!" Уважение… Вот, что читаю я в их взглядах.

      Катя Таранова, липовый снабженец, но неплохой курьер – боится даже взять в руки оружие. Однажды я спасла ее от нападения медведя – бедняжку просто парализовало от страха, когда это шестилапое чудовище, неожиданно возникшее перед ее грузовиком, разнесло стекло кабины, пытаясь добраться до пищи, то есть, до нее. Я едва успела разрядить свой дробовик в голову этому монстру… Катя же даже и не подумала о том, чтобы подхватить с пассажирского сиденья "Калашников". Люблю ее, как человека, но вот как бегуна, как снабженца… Нет. С такой фамилией