Черное Безмолвие. Кирилл Кудряшов

мало чем отличаются от западных. Все те же громадные стены, те же ангары для техники, разве что самой техники несколько меньше. Западные ворота выходят на основной маршрут, ведущий к Ядерному карьеру, где добывается уран и, по сему, техники возле них сгруппировано несколько больше. За северными же воротами открывается лишь чудовищное и всеобъемлющее Черное Безмолвие, да "пятерка" в пяти-шести километрах от завода…

      Толя уже ждет меня. Глядя на него я, с одной стороны, завидую ему, а с другой – глубоко сочувствую. Ему чуть больше двадцати лет, расцвет молодости… Он силен, быстр и умен, при чем все эти качества многократно усилены способностями бегуна. Будущее за такими, как он или, быть может, именно за ним. Но с другой стороны, хотел ли он этого? Мечтал ли в детстве о том, чтобы стать охотником Черного Безмолвия? О том, чтобы быть кумиром молодежи и, одновременно, тем, чьим именем матери пугают маленьких детей. "Вот не будешь есть суп из липовой коры – позову страшного дядьку Толю-бегуна. Отдам тебя ему…" Да, нас боготворят, но еще больше боятся. Наверное, так и должно быть – люди всегда обожествляли кого-либо. Деревянных идолов, пророков… Поклонялись Христу. Но никогда еще божество не сходило со своего постамента, чтобы ворваться в толпу людей.

      Моя юность прошла в довоенные годы, когда казалось, что солнце будет сиять над головой вечно, что тьма – это лишь время суток, и что зима в Сибири всего пол года. Толе повезло меньше – когда я заканчивала институт, наслаждаясь всеми прелестями молодой студенческой жизни, он еще пешком под стол ходил. Он не видел, и никогда не увидит той юности, в которой ошибка не влечет за собой смерть.

      Но нельзя жить прошлым – оно уже ушло. Нельзя жить будущим – его еще нет, и, в нашем случае, быть может, никогда и не будет. Нужно жить настоящим, а настоящее принадлежит Толе и, в меньшей степени, мне. Ну и неизвестному бегуну-мародеру, конечно…. А вот это уже плохо.

      – Пошли. – вместо приветствия говорит мне Толя. В Безмолвии слова вообще излишни.

      – Пошли. – соглашаюсь я. – Пойдем отвоевывать настоящее.

      Он удивленно смотрит на меня, но вопроса так и не задает. Быть может, понял, быть может, просто счел это моим очередным ребячеством.

      Двумя облачками темноты мы скользнули за ворота, выходя на просторы Безмолвия. Одновременно мы нагибаемся, набирая в пригоршни черный, радиоактивный снег, разминаем его в руках, чувствуя, как по пальцам скользит холодная вода… Как ладони покрываются черными разводами стекающей с них грязи. Мы глубоко вдыхаем, приноравливаясь к холодному воздуху Безмолвия, подготавливая наши тела к поддержанию температуры на нужном уровне.

      Углубляем порог чувствительности, начиная видеть четче и ярче, слышать звуки, недоступные никому, осязать каждую снежинку под ногами… Мы выходим на охоту.

      – Нужно поесть. – шепчет Толя, и его шепот кажется мне рокочущим громом.

      – Нужно. – соглашаюсь я.

      Мы срываемся с места, несясь не в сторону "пятерки", а немного западнее – к ближайшему лесу. Холодный ветер свистит в ушах, снег взрывается