Черное Безмолвие. Кирилл Кудряшов

в небо бурнусами пара от ядерного реактора.

      На площади около двадцати квадратных километров, окруженной неприступными каменными стенами, воздвигнутыми пять лет назад, в самом начале войны, раскинулись громадной сетью ангары с автомобилями, комнаты дезактивации и хлипкие метеорологические башни, сметаемые едва ли не каждой ядерной атакой врага. Повсюду сновали люди, от чего завод приобретал сходство с растревоженным муравейником – восстанавливали постройки, уничтоженные пронесшейся над заводом ударной волной. Большинство башен метеорологов валялись на земле, сложенные, словно карточные домики – аппаратуру с них снимали загодя, при первых звуках сирены, поэтому о вышках никто, собственно, и не беспокоился, так как установить эти пластиковые дуры заново было делом не более чем пары часов.

      "МАЗ", размахивая стрелой подъемного крана, ворочал тяжелые каменные глыбы, видимо сорвавшиеся с западной стены при взрыве. Два из пяти имевшихся у завода "БЕЛАЗа" спешили к стене с полными кузовами глины, укрепляя внутреннюю насыпь. Работа шла вовсю…

      Все еще дымились ракетные шахты в центре укреплений – именно оттуда стартовали ракеты-перехватчики, обдав пламенем из дюз и без того выжженную почву вокруг.

      В принципе, я понимаю восторг, охвативший Антона при виде этого людского муравейника – он не видел ничего, крупнее своего бункера, в котором ютится от силы семьсот – восемьсот человек, в то время, как здесь обитают около семи тысяч. При этом, в бункере все лишь живут, а здесь же буквально каждый выполняет определенную работу, отсюда и впечатление, что абсолютно каждый человек завода ежесекундно мчится куда-то, выполняя что-то неимоверно важно и жизненно необходимое для выживания всего города.

      То ли еще будет с ним, когда он окажется под землей, где и находятся основные постройки – жилой комплекс завода, громадина ядерного реактора, цеха сборки боеголовок и ракет… Все это, большей частью созданное еще до войны, уходит под землю на глубину более пятнадцати метров, образуя многоуровневую систему ходов…. Черт, ну почему при мысли о заводе так упорно напрашивается аналогия с муравейником? Видимо, сходство и в самом деле есть.

      – Вы… Вы давно здесь? – с трудом сдерживая свой юношеский, почти детский восторг, спрашивает Бомбодел.

      – Да. – отвечаю я. – Что-то около трех с половиной лет. Юбилеи не отмечала, да и новоселья не праздновала, так что точно не скажу.

      – Здесь всегда было так… Так здорово?!

      – Нет, не всегда. Стены возвели года три назад, после того, как на завод сквозь его хлипкие ограждения, проникла стая волков. Тогда погибли шесть человек, среди которых был и один из ведущих ядерщиков тех лет. После этого завод и стал отрезанной от мира крепостью… Ну и, естественно, все эти ангары тоже не сразу строились. Прежние наземные постройки, те, что были до войны, разметало первым же взрывом, да и многие подземные пострадали при первой атаке…

      – Я видел первую атаку, – говорит Антон, мрачнея, –