Странствия Света. Иван Пустельга

ребёнка самые простые вещи.

      Оставим на некоторое принца Невейна, чтобы читатель немного отдохнул от его, возможно, напрягающей прямоты, и проследуем, презрев все приличия, за юной девушкой, что покинула дворец, дважды оставив принца в очень даже живом виде, и возвращалась в своё убежище, прячась в тенях, перелезая через стены, а порой карабкаясь по крышам домов. Она почувствовала себя в более уютной обстановке, только покинув «здоровую» часть Астена и очутившись в родных трущобах, грязных подворотнях, где почти не бывала стража. Её вполне могли схватить за прогулку в ночное время, с принадлежностями вора и луком за спиной. Компактное оружие, способное пробить кирпичную стену, вызвало бы ещё больше подозрений – оно было, так сказать, вдвойне преступным, потому что было вдвойне неприметным. А зажигательные и отравляющие стрелы упрятали бы её в тюрьму до конца жизни, которая стала бы чрезвычайно короткой, несмотря на её молодость.

      Квартал бродяг встретил её знакомым удушливым запахом, букетом ароматов, сопровождавших каждый – свой вид греха, от поножовщины до пьянства. По обочинам валялись объедки и обрывки одежды с ограбленных бездомных, помои лились со вторых этажей на балконы первых, оставляя потёки, напоминавшие чем-то грязную бороду на подбородке.

      Здесь выживал сильнейший, здесь она могла себя защитить, потому что здесь жизнь охранялась не хитроумными законами, а острыми клинками и быстротой движений, постоянной настороженностью и готовностью нанести ответный удар.

      Дом, где она жила, стоял в тишине, погруженный во мрак. Она осторожно открыла дверь и прислушалась. Затем на ощупь достала лампу и зажгла фитиль. Ещё не увидев ничего определённого, она поняла, что в комнате кто-то есть, поставила фонарь на комод и сделала шаг в сторону от источника света, доставая лук.

      – Не делай резких движений, девчонка. Это я, Роуборн.

      Не отпуская рукоять оружия, она сказала ледяным тоном:

      – Что ты забыл в моём доме?

      – Ты не спрашиваешь, как я сюда попал, – произнёс он без вопросительной интонации. – Правильно. Не люблю глупых вопросов и сомнений в моём профессионализме. Хоть мне и было бы приятно, если бы ты хоть раз восхитилась моим мастерством.

      – Тебе лучше проваливать, пока я не продырявила тебя. Жди ответа в назначенном месте.

      – Я не могу ждать. Мы не можем, если ты понимаешь, о чём я, детка, наша послушная Ру.

      Жутко и брезгливо было слышать уменьшительно-ласкательное сокращение её чудесного имени – он не мог узнать его честным путём, ведь оно было таким же сокровищем, как и сама немногословная и суровая любовь, узнанная ею в тех, кто этим именем её одарил, и оттого, казалось, сильнее сжимались тиски – из уст наёмного убийцы, который уже много лет преследовал её с трудом уцелевшую семью, так не похожую на обычные семьи, что дарованы изначально милостью судьбы. Её очаг был собран по кускам, из тех людей, что повстречались в пути и стали близкими не по зову крови, но по велению сердца. Не все из них остались рядом, но