Странствия Света. Иван Пустельга

забрало и стекло пролился свет, раздвинув темень, устроенную Невейном.

      Принц подал знак рукой, останавливая гвардейца.

      – Я сам, Томми. А то я совсем разленюсь.

      – Но ваше высочество…

      Закрывая балконную дверь, страж обязательно встал бы между ним и опасностью. Этого нельзя было допустить! Сердце Невейна бешено колотилось, когда он с усилием пролепетал следующее:

      – Должен же я чему-нибудь научиться, а? Как же я научусь, когда всё делают за меня другие? Иди с миром и не тревожься. Я разберусь.

      Страж колебался мгновение, но принц не дал ему времени выбирать. Он сам поднялся с кровати и плотно закрыл двери балкона.

      – Почему ты перед ним оправдывался? – тихо спросила незнакомка из своего угла, где в сгустившемся мраке сверкали её глаза. – Он как будто отчитывал тебя.

      – Здесь нет недостатка уважения, а, поверь мне, только забота. Я постоянно влипаю в неприятности, хотя такой, как сегодня, ещё не было.

      – Почему ты не выдал меня? У тебя было бы время сбежать.

      – Я же уже толковал тебе об этом. Он служил на благо моей страны почти двадцать лет, каждый день рискуя жизнью. Этот риск кормит его семью, родителей и детей. Супруга его умерла, и то, что он держится, когда многие другие потихоньку спивались бы на обочинах подворотен, – в этом тоже есть своё величие, глубоко спрятанный героизм, вполне достойный оды. Сила добра определяется силой преодолённого зла. Если мы не замечаем того, с чем сражаются другие внутри себя, не значит, что ничего не происходит и мы можем быть беспечными с ними. Я ведь никого не кормлю и вообще не вполне уверен, зачем я нужен миру. Я – чистый лист, на котором ничего полезного не написано. Неуклюжий голубь в мире жестокосердных коршунов и слабых, но юрких воробушков, точно знающих чего хотят.

      Упоминание птиц отвлекло девушку от мрачных дум о том, что убить этого человека с душой ребёнка с каждой минутой его болтовни всё сложнее. У неё словно подкашивались ноги или уходил воздух из лёгких.

      Утром этого дня ей пришлось укрыться в какой-то подсобке. Накануне праздника весь дворец жужжал, как беспокойный улей, люди струились потоками по коридорам дворца, словно кровь в каменных жилах. Она пробыла весь день в своём укрытии среди мешков с тряпьём и старых пустых бочек с потёкшей по краям смолой. А вечером, привлечённая какой-то вознёй внизу, увидела в крохотном окошке свою цель. Принц копошился в королевском саду, усердно пытаясь залезть дальше вглубь куста. Там что-то билось и клевалось чёрным, как смола, клювом, а сверху с оглушительным призывным карканьем налетали две вороны. Их клювы метили в голову незадачливому принцу, но ветви куста, усеянного желтыми цветками, мешали им. Зато наёмнице ничего не стоило послать две или три стрелы ему в спину. С двадцати шагов она не могла промахнуться.

      Мощный лук был натянут до предела, стрела готова сорваться в краткий полёт к беззащитному юноше. Но что-то заставило её убрать оружие. Возможно, она не была уверена, что это именно тот, кого ей приказали убить. Юноша соответствовал